Мелани Кляйн, «гениальному мяснику от психоанализа» (Лакан), принадлежит заслуга описания самой ужасающей из всех матерей. Мать в описании Кляйн как две капли воды похожа на мачеху Белоснежки, она предлагает тот же тип груди в виде яблока, что и Ева, как мы помним… «Это фантазм*
ребенка, иначе, сказка, где сделан набросок ее портрета. Для того чтобы угадать, что у херувима в голове, достаточно понаблюдать за ним, когда он играет, и обратить особое внимание на его обращение с игрушками и особенно на то, как он истязает своего любимого плюшевого мишку. Поочередно бросая-подбирая, разрушая-созидая, критикуя-нахваливая, разрывая-соединяя, кромсая-перешивая свои любимые игрушки… можно заметить, что мать настолько же добрая, насколько и плохая. Мачеха Кляйн греет у своей груди пиранью.Мать/дочь
Фрейд описывает не только мать мальчика, но и мать девочки. Одна и та же ли это мать*
? Женское задает психоанализу таинственную загадку, которая отсутствует у мужского, загадку противопоставления разных полов, невидимого и тайного в одном случае (девочка), явного и открытого в другом (мальчик). В эдиповом периоде мальчик лишь продолжает любить свою мать, любовь начинается в первичных отношениях с ней, девочка же вынуждена провести работу по смене объекта* любви (от матери к отцу), окончательно запутывая карты и теряя надежду на симметрию. Загадки женского неотделимы от загадок раннего периода отношений между матерью и дочерью, таких же темных и так же плохо различимых, как и тени цивилизаций Миноса и Микен после расцвета Афин, в которые можно проникнуть с таким же трудом, как и на темный континент – метафора, перенятая Фрейдом у Стенли, первого исследователя африканских джунглей, диких, темных и неизведанных. Половая принадлежность сына и его пенис устанавливают различие между ним и матерью сразу после рождения, в то время как между матерью и дочерью, когда подобное рождает подобное, «аккумулируя идентичное» (Франсуаз Эритье), это угрожает рождению превратиться в простое воспроизведение; нередко психогенное бесплодие основано именно на страхе отсутствия дифференциации. У некоторых взрослых женщин возникает потребность прижиматься перед сном к каким-то мягким предметам, погладить свое лицо лоскуточком ткани, чтобы быстрее уснуть (отзвуки «плюшевого мишки»). Это напоминает им ощущения из детства, испытанные от любимой игрушки, являющейся и носителем запахов, и объектом первых прикосновений. Такая игрушка – переходный объект – представляет собой след раннего младенчества, прошедшего под знаком слияния и, разумеется, удовольствия, периода, от которого так и не произошла окончательная сепарация. Другим свидетельством этого является потребность в прикосновении и в прижатии «кожа к коже», особенно выраженная в гомосексуальной* эротике.Отношения между матерью и дочерью варьируют на протяжении жизни от самого доверительного понимания до лютой ненависти, при этом они носят отпечаток первосвязи, архаической «цивилизации», «убеленной годами».
Мегаломания
См. Идеальное Я
Меланхолия
Слишком тяжелая, чтобы можно было бы ее удержать, голова покоится на ладони, с трудом ее подпирающей, – такова картина меланхолии (
К картине депрессии*
меланхолия прибавляет «безнадежное универсальное отвращение, содержащее в себе глубокую ненависть» (Вовенарг), в первую очередь отвращение к самому себе. Меланхолику невозможно понять, как кого-то может заинтересовать такое мерзкое существо, каким он является, его упреки в собственный адрес доходят до бреда самоуничижения. Без всякого стеснения он выставляет напоказ свои пороки и недостатки, в полной уверенности, что и другие их не лишены: «Если обходиться с каждым по заслугам, разве кто-то избежит кнута?» (Мертвый ребенок