100 великих катастроф на море

Таким образом, удивляться скорее следует не тому, что «Русалка» утонула, а тому, что она вообще еще столь долго плавала (хотя обследование 1891 г. без тени сомнения определило, что броненосец пригоден для плавания еще на протяжении… ближайших 18 лет!). Причем в совершенно адских для команды условиях. Контр-адмирал П. С. Бурачек показывал на суде: «Уже одно закупоривание на «Русалке» при совершенной тьме, которая водворяется на палубе, и температура… делает тягостным состояние экипажа, действие котлами и управление машиною, потому что экипаж почти в полном составе должен находиться внизу, за исключением вахты, а приток воздуха и его обмен уменьшается». Развязка наступила 7 сентября 1893 г., когда «Русалка» вместе с канонеркой «Туча» была направлена из Ревеля в Гельсингфорс и Бьерке, чтобы затем перейти в Кронштадт – так, вдоль берегов, собирали на зимовку «старичков». Так как Иениш тогда был болен («с трудом передвигался»), контр-адмирал П. Н. Бурачек давал распоряжения по походу командиру «Тучи» кавторангу Н. Лушкову.

Выйди отряд на пару часов раньше – катастрофы бы не случилось. А разыгравшийся шторм разлучил корабли. Лушков вообще во всей этой истории был сделан всероссийским «козлом отпущения», хотя чем он мог бы помочь уже пошедшей на дно «Русалке»? А так, потеряв ее, он решил, вопреки приказу, самостоятельно продвигаться в Гельсингфорс, куда прибыл в 15.00, однако начальству о пропаже «Русалки» почему-то не доложил. Возможно, надеялся на ее поздний приход или возвращение в Ревель. В рапорте он так и написал: «Считая себя при подобных обстоятельствах бессильным оказать какую-либо помощь броненосцу «Русалка» даже в случае катастрофы с последней, я решился вопреки предписания Вашего превосходительства идти соединенно, оставить броненосец и принять все меры к сохранению вверенной мне лодки» («следовать соединенно» – это так, чтоб в случае тумана или непогоды на одном корабле был слышен сигнальный рожок с другого).

Флотское начальство тоже подозрительно мало заботилось о судьбе «Русалки», так что «дело пошло» только с подачи сухопутных полицейских властей, ставших находить обломки и разбитые шлюпки. В одной, уцелевшей, лежал труп матроса с «Русалки» Ивана Прунского – единственного, возвращенного стихией. Вскрытие ничего не прояснило: матрос захлебнулся, но при этом имел сильнейшие ушибы головы и груди, а труп был буквально втиснут под шлюпочную скамью (банку).

Суд и следствие мало что прояснили; покойного Иениша осторожно (мертвые ведь «сраму не имут») укорили в ряде ошибочных действий (неверная оценка погодных условий, запоздавший выход и, наконец, неверное решение продолжать плавание вместо возвращения в Ревель), адмирал получил выговор, Лушкин отрешен от должности, но остался во флоте и позже сделал хорошую карьеру и получил несколько орденов. Он еще в 1893 г. отважился публично выступить в свою защиту с письмом в газету «Новое время», но в нем он задел адмиралтейский улей, и некоторые трутни этого ему не забыли и в конечном итоге не простили. Его так и травили годами, так что в 1902 г. он был вынужден перевестись в подполковники по Адмиралтейству и отправиться на чиновничью должность в Новороссийский торговый порт; его выжили и оттуда, причем за год до пенсии, и в итоге он умер в отделении умалишенных Кронштадтского военно-морского госпиталя, куда поступил в 1914 г. Прах его был захоронен в Славянске (том самом, где теперь идут бои в ДНР) 1 января 1917 г. (данные, переданные И. Гольдману невесткой Лушкина).

Все версии следствия сходились к маловразумительному утверждению, что броненосец погиб «внезапно». Версию внутреннего взрыва, в том числе взрыва котлов или боезапаса, рассматривали, но в итоге не приняли (ни на одном из найденных обломков не было характерных следов повреждений такого типа), постановив, что, скорее всего, корабль потерял управляемость (у «Русалки» были определенные проблемы с штур-тросом, соединявшим штурвал и руль), был захлестнут волной (вода вполне могла попасть даже в дымовую трубу) и перевернулся. Как вариант – разбился на подводных камнях. Поиски ничего не дали. Писатель К. Г. Паустовский весьма интересовался гибелью «Русалки», и в своей повести «Черное море» выдвинул версию, что деревянные крышки для палубных люков были элементарно забыты в порту, что и стало причиной заполнения броненосца водой в бурю. Действительно, на складе погибшего корабля нашли 6 крышек к люкам, но следствие доказало, что они не имели никакого отношения к вопросам герметизации корпуса; это было доказано специально произведенным на однотипной «Чародейке» опытом. Далее Паустовский приводит красочную картину гибели корабля, даже с подробностями, но мы ее опустим, поскольку, учитывая, что с «Русалки» спасенных не было, степень ее достоверности под большим вопросом; одно можем указать – источник этого описания частично обнаружен в судебной речи контр-адмирала Н. И. Скрыдлова (конец января 1894 г.). Обратимся лучше к оригиналу: