«Гангут» в итоге почти выровняли на дне (сейчас его крен составляет всего 15 градусов), но далее работы застопорились; издержавшие более полумиллиона рублей шведы обратились в морское министерство за покрытием хотя бы части расходов, однако им, согласно условиям договора, там показали лишь большую фигу, и все работы были свернуты. Поскольку больше таких дурачков, согласных трудиться за пустое обещание, не нашлось, броненосец доныне пребывает на дне, являясь удобнейшим полигоном для подводных грабителей. «Экспорт» мемориальных вещей с затонувшего броненосца был налажен сразу же – в 1901 г. ученики водолазной школы подняли с него кормового гербового орла, хранящегося в ныне в Центральном военно-морском музее Санкт-Петербурга (пока его не выселили из исторического здания биржи, «гангутский» орел стоял на площадке парадной лестницы), большие изображения аверса и реверса петровской медали за Гангутскую победу 1714 г., помещенные на корму броненосца, много приборов и почти тонну металлического лома. Некоторые вещи можно увидеть в Музее истории Кронштадта, в разделе экспозиции «История кораблекрушений»; там же находится прекрасная модель, представляющая нынешнее положение и состояние «Гангута» на дне. Палубы уже нет, труба и правый якорь валяются рядом, мачту подняли еще шведы, но рубки, ростры, артиллерия и большие шлюпбалки – на своих местах.
Ясно, что вода делает свое черное дело, и в один далеко не прекрасный день проржавевшие связи корпуса не выдержат, и в облаке ржавой пыли останутся лишь некоторые части машин, листы брони и т. д. Есть проект – поднять «Гангут», пока еще возможно, и поместить в вышедшие из употребления кронштадтские доки, ныне активно музеефицируемые. Главные препятствия – выдержит ли проржавевший корпус подъем, как быть с большими запасами пороха, который, вероятно, еще не весь разложился и потому представляет большую опасность, и, наконец, самое главное – «за чей счет этот банкетик»? Поскольку наши «ура-поцреоты» скорее удавятся, чем профинансируют это дело, видимо, судьба «Гангуту» – сгнить на дне. А каким уникальным памятником русского кораблестроения он мог бы стать!
Однако даже гибель этого малыша оказалась не без пользы. С. О. Макаров в который раз метал громы и молнии по поводу того, что к его рекомендациям испытывать каждую переборку в отдельности налитием воды и доводить ее до самого уровня палубы по-прежнему не прислушиваются. Гибель «Гангута» приоткрыла кое-кому глаза, и старший помощник главного инспектора механической части флота В. И. Афонасьев позже писал Макарову: «Злополучный «Гангут» был тою дубиной, под ударами которой признали наконец правильность Ваших требований относительно пробы судовых переборок». С другой стороны, анализ гибели «Гангута» привел к отказу от макаровской магистральной трубы; для больших кораблей она уже не годилась, ибо с ее повреждением и деформацией клапанов она становилась уже не спасительницей, а угрозой для судна, распространяя фонтаны воды по неповрежденным отсекам.
История японского броненосца «Фусо» (1897–1898 гг.)
Когда японцам вместе с Порт-Артуром достались пробитые тяжелой осадной артиллерией, дополнительно взорванные экипажами и полузатопленные корпуса наших кораблей, никто не верил в то, что их можно восстановить. Лейтенант Черкасов с «Пересвета», узнав о его подъеме и реанимации, не мог в это поверить и писал: «За время войны как от боев, так и от бомбардировок и своей стрельбы все корабли были расшатаны и изрешечены и заплаты ставились на заплаты… Были дни, когда, стоя на рейде, он («Пересвет». –
Увы, автор трагически ошибался, выдавая желаемое за действительное: все погубленные в порт-артурской ловушке корабли были японцами подняты, отремонтированы и служили еще в Первую мировую войну. И напрасно наш лейтенант упрекал японцев в неспособности поднимать и чинить большие корабли – ему было, разумеется, невыгодно вспоминать историю с первым опытом японцев – броненосцем «Фусо».