100 великих катастроф на море

Наш замечательный русский ученый Михаил Васильевич Ломоносов (1711–1765) был родом из поморов и в юности сам хаживал по студеным морям вместе со своим отцом Василием Дорофеевичем. Ломоносов-старший был человеком нрава крутого, упертого и властного – ну так и море, особенно северное, слабых не любит. Да и сам Михайло Васильевич нравом в отца пошел, иначе не осуществить бы ему свою мечту, не познать науки… Поморы ж – потомки новгородцев, которых нельзя ни согнуть, ни сломать, и о них когда еще летописец сказал: «Таков бо есть обычай новгородцев: часто правят ко князю великому и паки рагозятся. И не чудися тому: беша бо человецы суровы, непокоривы, упрямчиви, непоставни… Кого от князь не прогневаша, или кто от князь угоди им, аще и великии Александр Ярославич не унорови им?» Потому что не было там ига татарского, не знали плетей. И корабельное искусство предков, кстати, вполне сохранили. Изобрели коч – судно с таким корпусом, что напирающие льды его не разламывают, а словно подбрасывают и коч оказывается на льдине. И это была вовсе не скорлупообразная лодчонка: поморский коч был длиной 10–15 метров (сибирский достиг 20 метров), шириной – 3–4 метров (5–8 у сибирского), имел осадку 1–1,5 метра (2 у сибирского), был отлично проконопачен и скреплен многочисленными (до 3000!) железными скобами, имел от одной до трех мачт, «казенку» на корме – каюту «капитана» и приказчика, подъемные устройства для якорей и 1–2 шлюпок, вместительный трюм, где обитала команда в 10–15 человек и порядка 30 промысловиков! Недаром царь Петр, зачиная русский флот, обратился к поморам (Бажениным и пр.) с их колоссальным опытом, а в 1708–1713 гг. приказал капитану Сенявину набирать на Балтийский флот молодых архангелогородцев и мезенцев, которые «на море на кочах на Новой Земле и Груманте (ныне Шпицберген. – Е.С.) бывали». Да и кто, как не поморы Иван Рябов и Дмитрий Борисов, подрядившись лоцманами на шведский флот, идущий громить Архангельск и Соломбальскую адмиралтейскую верфь, 25 июня 1701 г. намеренно посадили вражеский флагман и еще один корабль на мель прямо перед пушками Новодвинской цитадели (см. выше)? Но вернемся к Ломоносову.

Поморский коч. Гравюра XVII в.

История его конфликта с отцом, считавшим стремление к учению блажью, закончившегося знаменитым уходом юного Михаила с рыбным обозом в Москву, известна достаточно хорошо, чтобы ее пересказывать. Интересен вот какой случай, реального объяснения которому, в принципе, нет.

11 лет прошло с момента ухода из родных мест. Ломоносов учился в Москве, немного в Киеве, потом в Санкт-Петербурге и как один из лучших учеников отбыл в Германию. Там, однако, конфликты с замшелыми профессорами привели его к разным злоключениям, включая прусскую солдатскую службу и побег с нее, за что ему в случае поимки запросто могли отсечь нос и уши; наконец, обратившись к нашим дипломатам и получив от них помощь, Ломоносов был накануне отъезда в Россию.

Далее мы приводим рассказ, записанный со слов самого Ломоносова его другом Штелином и впервые опубликованный в предисловии к первому посмертному изданию трудов ученого в 1765 г.: «На возвратном пути морем в отечество единожды приснилось ему, что видит выброшенного, по разбитии корабля, отца своего на необитаемый остров в Ледовитом море, к которому в молодости своей бывал некогда с ним принесен бурею. Сия мечта впечатлилась в его мыслях. Прибыв в Петербург, первое его попечение было наведаться от архангелогородцев и холмогорцев об отце своем. Нашел там родного брата своего, и услышал от него, что отец их того же года, по первом вскрытии вод, отправился, по обыкновению своему, в море на рыбный промысел; что минуло тому уже четыре месяца, а ни он, ни же кто другой из его артели, поехавших с ним, еще не воротились. Сказанный сон и братние слова наполнили его крайним беспокойством. Принял намерение проситься в отпуск, ехать искать отца на тот самый остров, который видел во сне, чтобы похоронить его с достодолжною честью, если подлинно найдет там его тело. Но обстоятельства не позволили ему произвесть намерения своего в действо. Принужден был послать брата своего, дав ему на дорогу денег, в Холмогоры, с письмом к тамошней артели рыбаков, усиленно их в оном прося, чтобы, при первом выезде на промысел, заехали к острову, коего положение и вид берегов точно и подробно им писал; обыскали бы по всем местам, и если найдут тело отца его, так бы предали земле. Люди сии не отреклись исполнить просьбы его, и в ту же осень нашли подлинно тело Василия Ломоносова точно на том пустом острове, и погребли, возложив на могилу большой камень».