100 великих крылатых выражений

«Санкюлотизм царит во всем своем величии и гнусности», – сказал о тех днях Карлейль. В начале сентября 1792 г. толпы людей ворвались в парижские тюрьмы, чтобы расправиться с контрреволюционерами. В дни тех погромов было перебито около 1300 человек. Большая часть из них к революции относилась ни вдоль ни поперек.

Чем больше буйствовала толпа на улицах, тем мрачнее смотрели на это революционно настроенные депутаты. Нет, не такой они представляли себе Революцию. Они не скрывали возмущения радикальными выходками толпы, они стремились ее обуздать. Некоторые лидеры этой партии «умеренных» были выходцами из департамента Жиронда. За ними закрепилось название «жирондисты». Особенно много сторонников у них нашлось за пределами столицы – в старой «кондовой» Франции, где ошарашенные провинциалы оцепенело узнавали новости из Парижа, где полыхал пожар Революции.

На учредительном заседании Конвента 20 сентября 1792 г. жирондисты расположились в правой части зала. Левую половину, уходившую вверх, под свод зала, заняли радикалы – якобинцы (Гора). Между ними находились колеблющиеся – так называемая Равнина (или, как ее зло именовали, Болото).

Перепалка между жирондистами и якобинцами вспыхнула сразу – по вопросу о том, что делать со свергнутым королем. Сторонники Робеспьера, вождя якобинцев, требовали казнить его. Они возражали против того, чтобы соблюдалась хоть какая-то законность в отношении короля. Людовик XVI не был рядовым гражданином – он был всеобщим врагом. Сам Робеспьер изрек: «Король должен умереть, чтобы Отечество жило».

Жирондисты были сдержаннее. Они предлагали либо вынести этот вердикт на народное обсуждение, либо навечно заключить монарха под стражу.

В январе 1793 г. Конвент большинством голосов решил, что Людовик Капет заслуживает смерти. За этот приговор голосовали 387 депутатов, против – 334. Впрочем, 26 сторонников расправы соглашались отложить ее на неопределенный срок. Значит, за немедленное убийство бывшего монарха проголосовал 361 депутат, против – 360. Все решил один-единственный голос – Робеспьера. Его железная воля к смерти. К чужой смерти.

Король был казнен. По преданию, он произнес перед казнью: «Французы, я умираю безвинно». Бой барабанов заглушил голос осужденного. Когда бешеная дробь стихла и палач поднял отрубленную голову божьего помазанника, из толпы донесся дикий крик: «Да здравствует народ! Да здравствует свобода! Да здравствует равенство!»

Король умер. Некоронованным монархом республиканской Франции стал Робеспьер. По его настоянию весной 1793 г. был принят ряд чрезвычайных законов. Он контролировал работу Революционного трибунала и Комитета общественного спасения. Он обладал железной волей к власти и без колебаний устранял всех, кто был у него на пути. В его жилах словно и не было крови, там навеки застыл лед. Живой, неловкий и даже немного нелепый король умер, и к власти пришло Его Ледяное Совершенство, «снежный король» Франции Максимилиан, или Всеобщий Божественный Благодетель.

Иных уж нет, а те далече… Враги Франции были частью казнены, но прежде всего рассеяны, изгнаны из страны. Главными врагами Робеспьера стали теперь такие же, как он, революционеры – только умеренные, стесненные путами разума и великодушия. Врагами стали жирондисты.

Словно фигурки театра марионеток, Конвент в начале июня окружили санкюлоты, 80 тысяч санкюлотов. Они требовали суда над «предателями родины». В их глазах читалось: «Смерть жирондистам!» В начале октября 1793 г. те предстали перед Ревтрибуналом.

30 октября 21 из 27 депутатов-жирондистов был приговорен к смертной казни. Все они были революционерами «первого призыва». И, подобно троцкистам и бухаринцам советских тридцатых, оставались революционерами в душе, когда шли на казнь, – они умирали с «Марсельезой» на устах.

На ликвидацию «правой оппозиции» по методу доктора Гильотена ушло 40 минут. Перед казнью один из жирондистов, красноречивый Пьер Верньо (1753–1793), забытый сегодня всеми, кроме историков, произнес фразу, которую и теперь помнят очень многие: «Революция, подобно Сатурну, пожирает своих детей».

Кто же он был, Верньо, пророк грядущих революций? На родине, в Бордо (департамент Жиронда), он привлек к себе внимание зажигательными речами, в коих живописал страдания народа. Вскоре он и его друзья, Жан-Батист Буайе-Фонфред (1765–1793) и Жан-Франсуа Дюко (1765–1793), открыли в Бордо первый якобинский клуб.

В сентябре 1791-го Верньо переехал в Париж, где близко сошелся с кружком революционеров, группировавшимся вокруг Жака-Пьера Бриссо (1754–1793). Недавний сторонник конституционной монархии, Верньо теперь призывал учредить республику по образцу «государства» Платона, а также требовал, чтобы все граждане Франции отныне были равны перед законом.