100 великих тайн дипломатии

Утром 28 мая, в 8 часов, проект показывают Клемансо, и он дает свое одобрение. В 9 часов утра полковник Хауз тоже дает согласие с одобрения Вильсона. В 10 часов Тардье подходит к Ллойд Джорджу, и он, хоть и с оговорками, одобряет проект. В полдень Хауз позвонил Тардье по телефону и подтвердил, что обстановка благоприятствует. В 17 часов вечера Вильсон даже обещает Орландо как-то повлиять на Королевство сербов, хорватов и словенцев по вопросу о территориях. Странное обещание. С чем оно связано? С закулисными интригами Тардье, который в США известен не меньше, чем у себя на родине? «Кажется, что мы близки к цели, – пишет Тардье. – Если поторопиться, дело будет благополучно завершено».

Но, видимо, не поторопились. И 29 мая идиллическая картинка рассыпается, как хрупкое стекло. Орландо предлагает внести поправки. А Вильсон понимает, что слишком много наобещал. Что касается Королевства сербов, хорватов и словенцев, то ему вовсе не выгодно мириться с соглашением, поэтому его руководство на словах старается не перечить главным фигурам, но и торопить процесс не хочет.

«Время упущено, – сетует Тардье. – Случай, который следовало бы использовать, более уже не представится».

Он прав: очень скоро поэт Д’Аннунцио своим силовым рейдом окажет итальянцам «медвежью услугу», а Вильсона от переживаний разобьет инсульт. Так бесславно закончится судьбоносный 1919 год.

Экзамен для Вудро Вильсона

Возвращаясь в своих мемуарах к Сен-Жермену и всем бурным событиям 1919 года, член британской делегации Гарольд Никольсон говорил о сделанной ошибке, которая была вызвана политическими трениями между англичанами, французами, итальянцами и особой позицией президента США Вудро Вильсона, ощущавшего себя то миссионером в отношении Европы, то подневольным человеком, на которого обращены сейчас все взгляды: «Ничто не могло скрыть того основного факта, что выполнение обязательств тайного договора нарушит принцип самоопределения и поставит под власть Италии около двух миллионов людей вопреки их собственной воле. <…> Я передаю это чувство так, как оно переживалось мной в ту пору. Я вполне понимаю, что нам было удобно выбрать именно такую неприятную операцию для проверки хирургического искусства г. Вильсона. Я не считаю, что мы были правы, бескорыстны, искренни или даже честны, поступая таким образом. Я говорю лишь о том, чтó фактически было сделано нами. <…> Для итальянцев было неудобно, что их требования распространялись на те части бывшей вражеской территории, население которых вызывало теплые чувства в сердцах представителей присоединившихся и союзных государств».

Еще весной 1915 года было очевидно, что придется решать судьбу нескольких народов, населявших земли, которые затребовали итальянцы. Это были составлявшие в Южном Тироле большинство австрийские немцы и составлявшие в Далмации и Фиуме половину славяне. Но на втором годе войны было не до них, надо было решать, как привлечь к себе побольше союзников. Собственные цели и задачи были важнее мнения этнических меньшинств. Впрочем, Далмацию и Фиуме, хоть и не без приключений, удалось у итальянцев отвоевать и передать новому образованию – Королевству сербов, хорватов и словенцев. С Тиролем и Триентом (Трентино) вышло иначе.