100 знаменитых символов Украины

«Впервые, первый, основатель, родоначальник…». Наверное, любому ученому, да и просто человеку с амбициями, хотелось бы видеть эти слова в своей биографии. Быть первопроходцем очень почетно. Но и очень трудно. Особенно медику. Но настает момент, когда ученый оказывается перед выбором: или остановиться, ограничиться теоретизированием и экспериментами на животных, или идти дальше. А дальше — означает взять скальпель и провести операцию уже на человеке. Живом человеке, пациенте, который ждет помощи. И конечно, спокойнее и проще не форсировать события, подождать — может быть, найдется кто-то другой, более решительный. Но у Амосова эта формула была не в чести, он всегда жил по другому закону: «Если не я, то кто же?»

Взять, например, операцию по протезированию митрального клапана. Сейчас это если и не рядовая, то уж не самая необычная операция. Но ведь не так давно ее никто не делал, и нашелся человек, который наконец решился. Этим человеком был Николай Амосов. А известный ныне любому врачу аппарат искусственного кровообращения (АИК)? Идея АИК не принадлежала Амосову, впервые он познакомился с этой методикой в 1957 году во время поездки на конгресс в Мексику. То есть за границей АИК уже был и работал. Однако для пациентов Амосова это не имело значения. Сегодня для того, чтобы лечиться за границей, нужны деньги. Часто большие суммы, нередко — колоссальные. Но если уж вы решите эту проблему, то других преград в общем-то нет. А тогда, на рубеже 1950–1960-х годов, граница была на замке. В том числе и для больных людей. Какая «заграница», если есть лучшая в мире советская медицина? А если советские медики чего-то делать не умеют или нет нужного оборудования, то тогда… Амосов понимал — нужен свой АИК, нужна своя оригинальная конструкция. В 1958 году при Институте кибернетики был создан отдел биоэнергетики, где Амосов, собравший вокруг себя таких же энтузиастов, как и сам, отрабатывал схемы операций с АИК.

Наверное, если бы Амосов ограничился только этим, то и тогда он мог бы сказать себе: «Я прожил жизнь не зря». Но «сердечный врач» всегда руководствовался другим принципом: «Спешите жить!». И в медицине, и в других областях науки он никогда не ограничивался какой-то одной проблемой, кругозору и интересу к жизни этого человека можно было только позавидовать.

Не отставали от своего учителя и его ученики. В клинике сердечной хирургии (в 1983 году она была преобразована в Институт сердечно-сосудистой хирургии) впервые была проведена операция в барокамере, в 1973 году сделана первая операция по аортокоронарному шунтированию, впервые в медицинской практике применены компонентная инфузионная гомотерапия в хирургии, баллонная вальвулопластика при клапанном стенозе легочной артерии, хирургическая коррекция при тахисистолических формах аритмий, разработан метод фармако-холодовой защиты миокарда. И многое-многое другое, другие большие и малые открытия. Но мы не будем дальше утомлять читателя перечислением медицинских терминов. Как бы они не назывались, главное — в другом: все эти мудреные термины и названия означают спасенные жизни, здоровье, которое благодаря усилиям врачей удалось вернуть тысячам больных людей.

Время безжалостно, а сердце человеческое не вечно. Николай Амосов, вылечивший от сердечных недугов десятки тысяч людей, в 1986 году сам оказался на операционном столе. Ему вшили кардиостимулятор. Через месяц он вернулся и объявил сотрудникам: «Заседание продолжается!». А было ему тогда уже за семьдесят. Но, несмотря на возраст, Амосов продолжал оперировать. В декабре 1988-го, когда ему исполнилось 75, Николай Михайлович решил оставить пост директора Института сердечно-сосудистой хирургии. Последнюю свою операцию великий хирург сделал в 1992 году.

А ведь это нелегко — взять и уйти. Быть оторванным от привычного образа жизни, причем по собственной воле, и это после почти 60 лет работы в медицине. «Мне до сих пор снятся операции», — вспоминал Николай Михайлович спустя десять лет после того, как закончил оперировать. Все, жизнь закончилась, человек исчерпан? Да нет, конечно. С кем-то другим, может быть, так и произошло бы, но только не с Амосовым. Он провел свою последнюю операцию, ушел из института, но не ушел из науки. Продолжал консультировать своих молодых коллег, работал в нескольких ученых советах, писал книги. И продолжал экспериментировать, на этот раз над собой. В день своего восьмидесятилетия Амосов решил поставить эксперимент. Эксперимент, который многие считали едва ли не старческой блажью.