1000 лет радостей и печалей

«Как странно! — заметил следователь. — Почему так получается: на тему искусства вы рассуждаете долго и пространно и увлекаетесь настолько, что не можете остановиться? Когда же мы говорим о другом, то вы либо не можете ничего толком сообщить о себе, либо не помните, либо забыли. Неужели нет ничего достойного воспоминаний, кроме искусства и того, что с ним связано?»

Он осторожно задал еще один вопрос. «Кое-кто в интернете говорит, что каждое семечко подсолнечника олицетворяет ребенка, погибшего в сычуаньском землетрясении. Это правда?»

В некотором смысле да, ведь работа «Семена подсолнечника» была вдохновлена этой трагедией. Но вынужденные объяснения деталей произведения искусства мне были в тягость, так что я, недолго думая, бросил: «Это абсурд». Потом оказалось, что слово «абсурд» попало в протокол допроса, а вот следующую часть ответа опустили: «В землетрясении погибло 5335 школьников, а семечек было 102,5 миллиона». (Мне об этом известно, потому что в конце каждого допроса секретарь давал мне протокол, чтобы я поставил подпись и отпечаток пальца на последней странице.)

Арт-критика Ли стала более целенаправленной, когда он обвинил меня в «распространении порнографии». Это обвинение казалось курьезным, и я не был уверен, пытался ли он таким образом отвлечь мое внимание или это отражало его личный интерес. Летом 2010 года ко мне в Цаочанди приехала работница секс-индустрии, которая отстаивала права больных СПИДом. В тот день в студии случайно оказалось еще три гостьи, и, когда я предложил всем вместе сфотографироваться голыми, они беспечно скинули одежду. Мы выложили фото в интернет, и оно вызвало настоящий ажиотаж.

Я ответил следователю, что на этой фотографии не было ничего непристойного: мы друг друга не знали, никто никого не трогал, и там не было сексуального подтекста. Но он был весьма взбудоражен: «Что же вы тогда не сфотографируетесь голым со своей матерью и не выложите это фото в интернет?» И действительно, если бы моя мать увидела этот снимок, она бы сочла его безвкусицей. Но именно такова была цель: изобразить нечто вульгарное и вызывающее, сродни моим фотографиям со средним пальцем или с Лу Цин, задравшей юбку. И все участвовали добровольно. Но ему казалось, что меня следует посадить на пять лет, даже если это не имело никакого отношения к порнографии.

На следующий день следователь сказал, что накануне посмотрел в интернете мой документальный фильм «Один затворник», и это уже слишком. «Ян Цзя был сумасшедшим, настоящим психом! — вопил он, повторив это несколько раз для полной ясности. — Те шестеро полицейских ни в чем не повинны, а он их так жестоко убил, и теперь их семьи страдают». Он говорил так страстно и громко, что казалось, будто он обращается не ко мне, а ко всему зданию. В чем-то я с ним соглашался, но не во всем: Ян Цзя, может, и был сумасшедшим, но узнать об этом невозможно, ведь правовая система отказалась проводить психиатрическую экспертизу; именно она препятствовала открытому разбирательству.

«Вы критикуете правительство, — сказал он, — и ваши нападки плохо влияют на имидж страны. Взгляните на этот стол. Это хороший стол, с ровной столешницей и четырьмя крепкими ножками. Но вы ухватились за какую-то мелочь и никак не успокоитесь, настаивая, что со столом проблема. Это сеет смуту в обществе, и люди думают, что действительно что-то не так».

Дешевый канцелярский стол, о котором шла речь, с одной стороны, был опутан паутиной и покрыт слоем пыли. Я указал ему на это, и он потянулся рассмотреть. «О, и правда грязный. Нужно протереть», — признал он.

Допрос напоминал машину, которая съехала с дороги и с безумной скоростью несется по заброшенным полям и диким холмам, удаляясь от намеченного маршрута, а потом кое-как выбирается обратно на дорогу. После всех поворотов и зигзагов мы обратились к протестам в защиту демократии, известным как «китайская жасминовая революция», и в конечном счете именно это их заботило больше всего. От этого зависело, смогут ли они повесить на меня обвинение в подстрекательстве к свержению государственной власти. В месяцы, предшествовавшие моему аресту, под стражей оказалось множество людей, опубликовавших в интернете политические эссе или обсуждавших «жасминовую революцию» в интервью.

На самом деле в тот период я проводил в интернете куда меньше времени, чем раньше, поскольку каждый день водил сына гулять в парк. Ай Лао научился говорить и уже играл со словами. Когда он сказал: «Мама, папа, вы оба считаетесь моими друзьями», то заявил, что использовал слово «суань» которое означает «чеснок». Он еще не привык прямо говорить о своих чувствах к нам и решил таким образом пошутить. А еще сказал, что Том ему нравится больше, чем Джерри, ведь Том всегда проигрывает, и его жалко.

Следователь сообщил, что некий свидетель дал показания о моем участии в организации «жасминовой революции». «В данном случае, — ответил я, — можете ему верить». И добавил, что мои твиты доступны и в них отражены все мои действия.