Здравствуйте, Тетушка, я знаю, что у вас дел невпроворот, так что не буду звонить по телефону. Я пишу лишь для того, чтобы попросить долговую расписку.
Вчера я перевела вам миллион юаней. Я не топ-менеджер, а простая женщина, проработала почти двадцать лет в финансовой индустрии. Я не считаю себя богатой, и сумма, которую я отправила, составляет почти половину моих накоплений к моим годам. Но я хочу одолжить их вам в трудный час.
Несмотря на то что я могу навлечь на себя неприятности, я все же хочу это сделать. Это полная глупость? Может, и так, но я уже сорок лет как глуповата, так что не вижу смысла меняться.
Учитывая, что я ваш самый крупный кредитор, могу ли я попросить написать мне долговую расписку? Можно спокойно указать там мое настоящее имя на случай, если они попытаются назвать это «незаконным займом».
Меня зовут Сунь Вэйбин. 9 ноября 2011 года.
Тетушка (
Буквально за одну ночь у меня появилось около тридцати тысяч «кредиторов», что сделало меня самым популярным должником страны. Каждый день я часами сидел за столом, выписывая долговые расписки. Каждая обладала уникальным дизайном, где имена кредитора и заемщика, а также сумма займа были аккуратно выведены от руки ровными столбиками, традиционным шрифтом. Я ставил также свою подпись и печать, а в верхнем правом углу добавлял парочку штампов в виде саманной лошадки или семян подсолнечника, что окончательно скрепляло соглашение. (Саманная лошадка — вымышленное создание, похожее на альпаку, символизирующее сопротивление цензуре в интернете; по-китайски это название звучит как матерное оскорбление.) А затем расписка отправлялась кредитору по почте вместе с парочкой керамических семечек — семян свободы — и копией одного из моих документальных фильмов. Мое искусство снова оказалось неразрывно связано с гражданским активизмом.
Шестнадцатого ноября 2011 года, предоставив необходимые документы о выплате налогов, я смог потребовать пересмотра решения. В последний день года меня позвали в Управление общественной безопасности, чтобы обсудить мои действия. Ответственный за мое дело сотрудник не ожидал, что все настолько осложнится. Он знал меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я не сдамся, и невольно уважал за твердость. В этот раз он выражался очень откровенно:
— Ай Вэйвэй, ты ведь знаешь, что стал лишь пешкой в этой игре — может, непростой, но все равно пешкой. Ты родился в этой стране, в подлинно социалистической семье, а теперь ты, со своим хорошим английским и высоким статусом, стал пешкой в руках Запада с его нападками на Китай. Ты же понимаешь, что пешками рано или поздно жертвуют? Тебе можно только посочувствовать. — Он явно говорил не от своего имени, а передавал слова начальства.
— Неужели вы думаете, что своим влиянием в Китае я обязан поддержке Запада? — не сдержался я.
— На фоне населения в 1,3 миллиарда твои тридцать тысяч сторонников — это ничто, — возразил он. — Последние полгода, — продолжил он, — ты нарушал все свои обязательства. Ты писал в Twitter, затеял судебное разбирательство, раздавал интервью, делал заявления в интернете и устраивал видеотрансляции.
Он также заявил, что я использовал в своих интересах Пу Чжицяна и своего друга адвоката Лю Сяоюаня, который первым сделал мне денежный перевод в интернете.
— Может, я и не смогу тебя заткнуть, но я уж точно могу заткнуть их, — добавил он. — Я собираюсь избавиться от всех без исключения пешек, которые тебя защищают, и в конце концов выведу из игры и тебя.
Я оценил его прямоту.