10000 лет во льдах

В море не было кораблей. Не было видно ни одной морской птицы; и белые и блестящие дома на обоих концах залива не напоминали о Монтерее и Санта-Крусе. Вместо этого, беспорядочные руины, казалось, отмечали места этих хорошо известных городов. Во второй половине следующего дня мы увидели Золотые ворота. Это был спокойный и безоблачный день – такой день, который год назад вызвал бы бесчисленное количество машин на океанский пляж. Мы медленно плыли на север, мимо того места, где когда-то был Океанский дом. Внезапный поворот берега привел нас к дому на скале, или, скорее, к тому месту, которое он когда-то занимал, поскольку никакого здания не было видно. Очертания Морской скалы поднимались из воды, белые брызги разбивались о ее борта, но блестящая колония птиц, которые когда-то резвились там, исчезла.

Не было заметно никакой разницы в голом и красновато-коричневом виде утесов, возвышающихся над входом в залив. Это правда, что не было видно никаких признаков живой растительности, но это было нормально для Калифорнии в летнее время. Наше судно направилось к гавани и поравнялось с Форт-Пойнтом. Никакая жестокая бомбардировка не могла бы создать зрелище более полного разрушения. Огненный жар, который не смог расплавить камни, тем не менее, смог раскрошить строительный раствор и цемент в порошок, и бесформенная груда кирпича, сквозь которую то тут, то там проглядывала масса железа, была всем, что осталось от этого прочного сооружения, когда-то ощетинившегося тяжелыми пушками. Офицерские казармы и казармы Пресидио представляли собой похожее зрелище запустения. Алькатрас также был разрушен, в то время как от домов и улиц, которые покрывали холмы между Президио и городом, почти ничего не осталось.

Наконец, мы обогнули Блэк-Пойнт и оказались на виду у города. Разрушения, обрушившиеся на массивные кирпичные укрепления, с удвоенной силой затронули деревянные конструкции, составлявшие большую часть улиц. Были очерчены только линии самых широких магистралей. Те, что бежали на восток и запад от причалов к холмам, были неразличимы. Груды обугленной древесины продемонстрировали масштабы и интенсивность пожара. Причалы были сожжены почти до кромки воды, однако верхушки свай показывали, что сейчас прилив был ниже, чем во время катастрофы. Похоже, корабли разделили общую судьбу, поскольку не было видно ни одного судна, хотя залив с его островами и берегами, обрамляющими его, выглядел так же нормально, как и всегда.

На закате мы бросили якорь в реке примерно в миле от того, что когда-то было городским пляжем, Дчиамдчам и я решили утром сойти на берег и осмотреть разрушенный город. После наступления темноты я расхаживал по палубе, когда мое внимание привлекло зрелище со стороны города. Там, в самом центре, среди руин, сиял и мерцал свет. Я мысленно попытался определить его местонахождение и пришел к выводу, что он возник в районе улиц Монтгомери или Керни, а также на линии Калифорния или Пайн. Мое удивление еще более возросло, когда я вскоре увидел второй, но гораздо более тусклый свет, выходящий из первого и медленно удаляющийся от него. Затем этот свет прекратился, светил несколько минут и, наконец, исчез. Очевидно, рассуждал я, эти огни указывали на присутствие людей.

Соответственно, на следующее утро мы с Дчиамдчам покинули борт корабля в нашей единственной лодке и высадились там, где раньше стояла паромная станция Окленда, у подножия Маркет-стрит. Пришвартовав лодку к остаткам сваи, ранее принадлежавшей одному из пирсов, мы перелезли через обломки железнодорожных контор и смогли прочно закрепиться на берегу. Открытая площадка перед офисами компании, где различный городской транспорт сходился к конечной остановке, представляла собой пространство, сравнительно свободное от мусора, но линии всех улиц, идущих в сторону города, от Сакраменто до Пасифик, были буквально загромождены и оказались непроходимыми из-за обугленных и бесформенных руин. Одна только Маркет-стрит, из-за ее большой ширины, была пригодна для пешехода, хотя даже на этой широкой магистрали каменные блоки от высоких складов, которые когда-то украшали ее, требовали либо перелезать, либо обходить их.