101 разговор с Игорем Паниным

Конъюнктурно? Уж точно нет. Мне было 28 лет, и я думал, что сочиню этот текст просто для себя, и всё. Сейчас, когда критики чуть что шумят и вскрикивают – я, бывает, напишу строку и задумаюсь порой: ой, а не обвинят ли в конъюнктуре?.. Потом, конечно, грустно посмеюсь над собою и пишу, как Бог на душу положит. В общем, мне никакого дела до конъюнктуры не было и нет. И до пристрастий либеральной общественности тоже дела мало. Но иным нашим ярым патриотам всюду нужно найти если не заговор, то заковыку, вот они и гадают: что ж Прилепина так принимают и привечают, есть тут, верно, подляночка какая-то. Ну-ну, пусть ищут, если других дел у них нет. Что касается «Патологий» – я описал то, что видел. Пугать никого не хотел. Хотел бы напугать – придумал бы чего похуже. Прозу Гражданской войны мы, что ли, позабыли? Хоть Артёма Весёлого, хоть Серафимовича, хоть Шолохова, хоть Бабеля. Тоже, поди, для либеральной общественности старались?

– Ну, а если бы ты напротив – написал о работорговле, об отрезанных солдатских головах, о массовом бегстве русских из Чечни? (И почему, кстати, не написал?) Я вот думаю, что отношение к тебе со стороны либеральной общественности было бы совсем иным, и нескольких премий ты точно не досчитался бы.

– Я в плену не был, рабами не торговал, в Чечне не жил – что я буду придумывать про то, чего не знаю и не видел? А на «зачистках» я был, вот и вся нехитрая разгадка. На самом деле, я по отношению и к власти, и к либеральной общественности позволял себе такие выходки, на какие 9 из 10 самых патентованных патриотов не отважились бы никогда. Но им приятно думать, что их в упор не видят, потому что они такие страшные для либералов, такие талантливые и такие честные. Не то что, хо-хо, некоторые… Не спорю, не спорю.

– Выходки? Что-то не припоминаю такого. Например?

– Например, я и в глаза и в печати говорил первым, вторым и третьим лицам государства всё, что о них думаю. Ходил под уголовной статьёй, несколько десятков раз подвергался административным задержаниям, меня вербовали, мою семью запугивали… Вообще, это ведь никакая не тайна. Просто я не вижу смысла об этом постоянно рассказывать. Это что, вызовет припадок уважения у моих оппонентов? Нет, они скажут: «Ага, знаем мы. Тоже мне, Лазо…»

– Тогда последний вопрос по Чечне, чтоб совсем эту тему закрыть. Почему современные авторы касаются всего, что связано с прошедшими событиями в этом регионе, очень аккуратно? Написать о том, как пьяный прапор палит по безоружным чеченцам – это всегда пожалуйста. А вот подвиг рядового Евгения Родионова, отказавшегося снять нательный крест и казненного боевиками, так до сих пор серьезно не отражен в нашей прозе. Да и множество подобных случаев тоже. Какая-то однобокая картина вырисовывается. Что, опасаются 282-й статьи? Боятся прослыть русскими фашистами, если опишут зверства боевиков? Толстой, конечно, написал «Хаджи Мурата», но также и «Кавказского пленника», хотя и не был в плену. А что сейчас?