101 разговор с Игорем Паниным

– Никакие серьёзные акции страны не встрепенут, не надо. Дело же не в метании яиц. В тюрьме отсидело почти 150 партийцев и человек 5 погибли от рук сам знаешь кого. И что, у нас страна, встрепенулась? А ведь иногда сразу по 15 нацболов шли за решётку, отстаивая права этого самого населения, воюя с монетизацией льгот и захватывая приёмную президента РФ! Что-то я не помню никаких трепетаний. Чего мало, чего много – это вопрос очень сложный. Иногда огромные дела не могут подвигнуть власть ни на миллиметр, а порой слабого сквозняка хватает, чтоб всё рассыпалось. НБП жила самой серьёзной политической жизнью, какую можно было только придумать, серьёзней не бывает. Партию шельмовали, давили, прессовали, лидера обвиняли и сажали за попытку организации вооружённого вторжения в Казахстан, люди потоком шли в тюрьмы – а российская интеллигенция всё кривит губы и говорит: ну, это клоунада, ну, это не серьёзно. Разумеется, серьёзно – это Жириновский, Грызлов и Зюганов. Не поспоришь даже.

– Ты написал для серии «ЖЗЛ» книгу о Леониде Леонове. А почему именно о нем? Все «знаковые» имена уже разобраны? Или тут какие-то личные симпатии?

– Многие знаковые имена не разобраны. Да и если я предложу написать биографию Есенина или Пушкина – мне дадут аванс и предоставят такую возможность, несмотря на «разобранность». Меня, кстати, и в этом вопросе умиляет убеждённость иных критиков: ох, Прилепин, хитрец – взял Леонова в герои, застолбил за собой, какой лукавый ход. Взять писателя, которого лет 25 никто толком не читал – это хитрость? Хитрость – это если бы я биографию Высоцкого написал, тут из-за фамилии героя первый тираж скупят на раз. Хитрость, это, как ты говоришь, понравиться либеральной общественности, взять Мандельштама, Гроссмана, Домбровского, Шаламова. Имён много! А я взял самую невыгодную фигуру – просто потому, что это великий писатель. И тут как раз либеральная общественность начала кривить рот: ах, зачем вы нам это предлагаете? ах, какая тоска! Меня возмущает сложившаяся литературная иерархия – которую, прямо скажем, либералы нам и навязали. История литературы XX века воспринимается как история борьбы писателей с советской властью. Но это полная ерунда же. Меня не устраивают в том числе и новые учебники литературы, где нет Алексея Николаевича Толстого (его убрали), где есть Пастернак, а нет Павла Васильева, где есть Солженицын, а нет Леонова, где есть Бродский, а нет Юрия Кузнецова. Надо ломать эти иерархии. Не выметая воистину гениального Бродского, а расширяя пространство русской литературы, как она того заслуживает.

– Ну вот да. Так получилось, что Леонова сильно «задвинули». О нем обычно сейчас говорят просто как об известном советском писателе, коих было немало, реже – как о замечательном, совсем редко – как о выдающемся. Думаешь, твоя книга сломает эти стереотипы, пробудит к нему интерес?

Удалось, кстати, откопать что-то интересное в плане его биографии – то, о чем раньше было неизвестно?