101 разговор с Игорем Паниным

– Да тут просто всё, Игорь. Во времена Толстого государственная машина не имела позорного телевидения, где один за другим транслировались бы чудовищного качества сериалы о русских героях и отвратительных бородачах. Поэтому литература выполняла – и с честью! – обе функции. И выказывала заслуженную имперскую гордость о расширении пространств, и рефлексировала о безумстве и бессмысленности войны. Ныне, когда государство и так сделало себе колоссальный PR на «маленькой победоносной войне» – грешно ещё и писателям играть в эту игру. Это что – заказ такой – описать Женю Родионова? Надо иметь чистые руки и пресветлый дар, чтоб браться за такое дело. Потом, была и «Война» Балабанова, и «Чистилище» Невзорова, и даже «Кавказский пленник» Бодрова был – чего ещё надо-то? Мало что ли показывали зверства боевиков? К тому же, зверства, свершаемые не только федералами, но и другой стороной, описываются и у меня тоже, и в десятках текстов иных участников этой бойни. Что ты тень на плетень наводишь? У тебя видимо сложилось некое «представление», под которое ты хочешь подогнать ситуацию. Но ситуация такова, что лучше ты своё представление поменяй, оно неверное.

– Я все-таки немного о другом спрашивал, ну да ладно… Политическое прошлое часто вспоминается? Как ты вообще пришел в НБП и для чего? И почему сейчас политикой не занимаешься?

– Почувствовал себя негром преклонных годов сразу. Отчего ж «прошлое»?

Передовицу в нацбольскую газету я совсем недавно писал, на одном из последних митингов в своём Нижнем тоже был. Позицию свою по всем вопросам я как высказывал, так и высказываю прилюдно. То, что у меня стало меньше времени на посещение пикетов и расклейку листовок – так и пикетов стало сейчас меньше, и листовок тоже. Потом, зачем мне листовка, если я в журнале могу то же самое сказать?

– Роман «Санькя» у тебя заканчивается восстанием и захватом власти по всей стране. Это мне показалось такой фантастической местью обществу от «нацбольства», так и не сумевшего завладеть умами и что-то реальное сделать. Но тебе-то это зачем нужно? Наверное, справедливее было бы завершить это произведение в соответствии с реальными событиями новейшей истории…

– Мне видней, как справедливее закончить этот текст – это ж я его написал.

Лет через 30 окончательно обсудим, насколько это соответствовало реальности. А вообще, приморских патризан мы уже видели. Это тебе не реальность? Ещё хотим? Будет ещё. Что до нацболов, «не сумевших завладеть умами», то я не знаю ни одной политической организации, которая повлияла бы так сильно на моё поколение, на сотни нынешних интеллектуалов, журналистов, деятелей самых разных мастей, как НБП. Ну и по поводу «реальных дел» – это прямо из словаря «едино-россов». Они-то, вестимо, делают реальные дела, не то, что всякие политические маргиналы. Сели на госденьги и работают, рук не покладая. Ты мне, кстати, не расскажешь, что такого реального сделали декабристы? Герцен? Чернышевский? Народовольцы? Понятие «реального» – вещь неоднозначная. Для меня ничего более реального, живого и важного в политике, чем законодательно запрещённые ныне нацболы, – нет и не было.

– Вот в «единороссы» меня еще не записывали, да и на казенных деньгах я, к сожалению, не сижу.

– А чего ты хочешь? Задаешь провокационные вопросы – получаешь такие же ответы (смеемся оба).

– Если серьезно, то под «реальными делами» подразумевается то, что говорит один из персонажей романа, упрекая главного героя в том, что его партия славится метанием яиц, а Россия такая страна, для которой этого мало, которую встрепенут только серьезные акции.