101 разговор с Игорем Паниным

– Удалось, конечно… Я раскопал неизданные и неизвестные документы и о том, как молодой Леонов сначала был белогвардейским офицером в Архангельске, и о том, как он стал потом красноармейцем, поскорее сбежав с Северного фронта в сторону Южного. И там происходили такие жуткие истории, почище «Бумбараша». Когда, например, вслед Леонову архангельские чекисты прислали депешу о том, что этот красноармеец – месяц назад был белым офицером, Леонова спасла бывшая княжна, ставшая коммунисткой. Она работала в Политотделе Южного фронта и просто вычеркнула его фамилию из присланных списков архангельской «контры». Не знаю уж, что было меж Леоновым и этой княжной. Но вся эта буйная молодость писателя заставила меня совершенно иначе прочесть леоновские тексты – там оказалось рассыпано столько загадок и запрятано столько тайников, в том числе связанных и с леоновской биографией, что только ищи да радуйся. Не знаю, удастся ли мне сломать стереотипы – это долгая работа. Но после моей книги начали понемногу переиздавать Леонова, и это радует. Я теперь ищу издателя, готового заняться новым выпуском «Пирамиды», которая не выходила с 1994 года! Помнишь, как в перестройку либералы вопили: «Мастер и Маргарита!» – это великий роман! и он не издавался уже четверть века! о, большевистские сволочи! о, мерзкий социализм!» И вот, пожалуйста: гениальная книга «Пирамида» – не переиздаётся уже 16 лет, и ничего, никто не кричит, вроде так и надо. Парадокс. То, первое издание «Пирамиды» было очень поспешно сделано – торопились к 95-летию Леонова. А сейчас там стоит кое-какие очевидные шероховатости и ляпы поправить и донести, наконец, это творение до читателя. Меня это, правду говоря, сейчас куда больше волнует, чем судьба моих собственных книжек.

– Считается, что ты нетерпим к критике и готов на кулаках разбираться со своими обидчиками. Я тут не буду перечислять известные мне подобные конфликты, связанные с твоим именем, суть не в этом. Ты действительно настолько самолюбив? В принципе, ругают-то многих, но я не могу представить, допустим, чтобы Сенчин или Шаргунов угрожали кому-то физической расправой…

– Я не терплю хамов, вот и всё. Критикуют, как и хвалят, меня многие, с иными из своих критиков я дружу и с удовольствием выпиваю. Но была пара человек, которые в своей «критике» переходили элементарные границы приличия. Я у них ботинки не воровал, взаймы не брал, жён не уводил – с чего бы мне терпеть их выходки? Поэтому я попросил в жесткой форме, чтобы при разговоре о моих книгах не переходили на личности. И мне кажется, они меня поняли.

– А вообще ты удовлетворен уровнем современной критики? Есть ощущение, что тебя понимают не совсем так, как должно, что иные критики просто пишут о нашумевших книгах потому, что им нужно о чем-то писать, но не стремятся проследить какие-то тенденции, сделать прогнозы на будущее, глубже копнуть? И если да, то с чем это связано?

– Ой, не знаю. Разнородная ситуация в критике. В целом судить не берусь, а лучше пройдусь по персоналиям. Я стараюсь читать что пишут Лев Данилкин и Виктор Топоров, меня радует работоспособность, въедливость и незлобивость Андрея Рудалёва, я, безусловно, ценю работу Валерии Пустовой. Если попадётся на глаза Наталия Иванова – я всегда прочту, и почти всегда с такой раздражительной ехидцей (жизнь положить на борьбу с имперскими и прочими красно-коричневыми «монстрами», а потом вдруг обнаружить, что народившиеся поколения едва ли не поголовно презрели либеральные святыни – я не могу сдержать своего злорадства по этому поводу). Меня радует смелость и уверенный шаг Капитолины Кокшенёвой, хотя эстетические наши воззрения далеко не всегда близки, я понимаю и принимаю всё, что пишет Бондаренко, я с интересом слежу за – чаще всего – очень точным и мастеровитым брюзжанием Пирогова в «ЛГ»… Но! Я ведь не просто перечислял сейчас фамилии – я вёл к тому, что хоть сколько-нибудь единых представлений об иерархиях в критике нет. А чаще всего – они просто противоположны. Может, так и должно быть? Это ж бурный процесс, варево; и что не выкипит, не развалится, не потеряет вкуса и свойств – то и останется. Как-то так.

– Ты считаешься, наверное, самым успешным из молодых писателей.