Читаем 101 разговор с Игорем Паниным полностью

– Есть совершенно классический роман Александра Кузнецова-Тулянина «Язычник». Вот уж без него наша литература точно не полная. Не оценён пока в полной мере Михаил Тарковский – писатель уровня Валентина Распутина и Василия Белова, милый моему сердцу человек. Не все знают Владислава Отрошенко, а он тоже большой мастер, все его новочеркасские повести я просто обожаю. Отличную книжку – «Остров» – написал Василий Голованов. Все его антисоветские закидоны и оговорки меня несколько озадачивают, если не сказать раздражают, но книга мощная. Замечательную прозу пишет Дмитрий Данилов, и самая большая моя читательская радость прошлого года – сборник его рассказов «Чёрный и зелёный». Из совсем молодых – Полина Клюкина начала замечательными рассказами, из неё может получиться первоклассный прозаик. Вот такой примерно список.

– Отношения непосредственно с писателями у тебя ровные или по-разному случается? Помнится, твоя книга интервью «Именины сердца» вызвала определенные нарекания – мол, Прилепин явно заискивает перед теми, кого интервьюирует, наверное, не хочет задавать резких вопросов, отношения портить…

– Нарекания? «Именины» получили отличную прессу, первый тираж был продан за две недели, сейчас продаётся уже третий тираж, что для книги интервью, согласитесь, редкость. Но если быть точным, то нарекания были со стороны только одного человека – Юрия Михайловича Полякова. И единственная критическая статья, касательно этой книжки, появилась тоже в «ЛГ». Какое удивительное совпадение! Действительно, ряд писателей, с которыми я там общаюсь, Юрию Михайловичу глубоко несимпатичен, и он очень удивился, что мой разговор с ними построен комплиментарно. Ну, они просто мне нравятся, вот и всё. Ему не нравятся, а мне нравятся. А с теми, кто мне откровенно не нравится, я и не разговаривал. Что до того, заискиваю ли я перед своими собеседниками… Знаешь, если бы я брал интервью у того же Юрия Полякова, у Валерия Ганичева или, не знаю, у Виктора Ерофеева – это, быть может, имело какой-то смысл – поймать ответную улыбку сильных мира сего. Но я у них интервью не брал, и помимо Проханова, Кабакова, Юзефовича, и ещё пары заметных фигур, остальные без малого тридцать моих собеседников – литераторы не самые известные, чаще всего, совсем не маститые. С какого перепугу мне перед ними заискивать, что уж ты? Мне потом приходили письма, где люди очень благодарили за эту книжку: она стала для них путеводителем по современной литературе, они открыли для себя множество прозаиков и поэтов при моей посильной помощи. Я этим горжусь. Я много читаю, у меня хороший литературный вкус, и я могу без ложной скромности сказать, что помог многим своим коллегам по перу. И тут, с другой стороны, мне хочется поблагодарить «ЛГ» – газета не раз шла мне навстречу, здесь вышло несколько моих интервью с молодыми писателями, я сватал сюда какие-то тексты начинающих поэтов и критиков, и периодически редакция одобряла их. Отношения у меня с литераторами разные. Кто тебя интересует конкретно? С Быковым мы товарищи, с Шаргуновым друзья, Гришковец меня терпеть не может, Геласимов, как я догадываюсь, тоже. Меня не любит критик Наринская, мы дружим с критиком Басинским. Лимонов и Проханов – мои главные учителя. Я считаю Александра Терехова лучшим прозаиком современности, но мы с ним не знакомы. Мне по-человечески нравится Александр Кабаков, и совсем не нравится Пьецух. Я был вхож в «Наш современник», очень любил этот журнал, но после нескольких моих высказываний касательно редакционной политики издания, едва ли меня там ждут в гости. Однако это нисколько не повлияло на моё отношение к Станиславу Куняеву. Ну и так далее. Есть люди, которые меня терпеть не могут, а есть люди, которых я сам презираю – обычная жизнь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное