Читаем 101 разговор с Игорем Паниным полностью

– Не боитесь переворота, как в редакции «Сибирских огней», где был отстранен от должности главный редактор Берязев?

– Что там произошло в «Сибирских огнях» – довольно тёмная история. Я не любительница подсматривать… сейчас всё там вроде бы разрешилось наиболее приемлемым для всех путём. Даже Берязев, кажется, доволен. Возможно ли такое в журнале «День и ночь»? В нашей редакции просто почвы нет для «переворота». Ни материальной, ни персональной.

– Вы заняли довольно жесткую позицию по Украине. Но прежде, насколько я помню, политика вас настолько не волновала. Что произошло? «Поэтом можешь ты не быть…»?

– А каким уровнем сознания надо обладать, чтобы поддерживать кошмар, учинённый на Украине в результате переворота? Никогда – упаси Бог! – не была сторонницей Януковича, да и к нынешней российской власти у меня множество претензий. Но! Искусство во все времена было и остаётся важнейшим способом борьбы человека – искры Божией – с мировым злом. Зло во всей своей ужасающей мерзости выползло из поганых подземелий на Украине. Надо не иметь совершенно ни сердца, ни разума, чтобы не реагировать на то, что там творится. «Мир раскололся, и трещина прошла через сердце поэта». Знаменитая строчка Гейне, кажется, всё тут объясняет. Сейчас такое время – всё обострилось. Идёт война. И по какую линию фронта находиться, каждый пусть решит сам. В том кругу, который сложился, благодаря журналу «День и Ночь», таких людей, которые оказались для меня по другую сторону баррикад, совсем немного. Может быть, два-три человека. Не больше. А тех людей, которые примкнули к нам, благодаря тому, что эта поляризация произошла, гораздо больше. Когда меня спрашивают о нашей редакционной политике, я говорю, что «День и Ночь» – прежде всего, журнал диалога. Он потому так и называется. Мы не уходим от полемики, от разных взглядов. Но есть такие вещи, которых я не допускаю… Понимаете, есть нормальная полемика, а есть – диверсия! Есть подлость. Есть предательство. Вот это уже за рамками того, чему я готова в журнале предоставить площадку.

– Означает ли это, что вскоре мы увидим в вашем журнале «антимайданские» и «новороссийские» стихи?

– Украинская трагедия всколыхнула такую волну потрясающей гражданской лирики, какой никто, пожалуй, и не ожидал от нашей «постмодернистской», «постбродской» поэзии. Но эта лирика – именно трагедийная, катарсическая, а не какие-то политические агитки или милитаристские призывы. Мы и впредь будем держать руку на пульсе исторического процесса, выражающегося в русской художественной словесности по всему миру.

– А как литературная общественность восприняла вашу позицию? Слышал, что некоторые особо прогрессивные авторы решили бойкотировать ваш журнал как «ватнический» и «колорадский». Хотя, возможно, это только слухи…

– Пусть это останется на совести «особо прогрессивных». Сама эта фразеология вполне избыточно их характеризует!

– Если бы были живы Солнцев и Астафьев, поддержали бы они вашу нынешнюю гражданскую позицию?

– Абсолютно уверена, что поддержали бы. За Астафьева не ручаюсь – не настолько всё же близко знала его. Выдающийся художник, дальнозоркий, он не всегда чётко разглядывал то, что вблизи. Это и его взглядов на Великую отечественную касается, и на его оценку конца восьмидесятых-девяностых. Иногда я думаю – прибрал же его Бог накануне таких потрясений, которые – даже не знаю – как перемог бы его крестьянский ум. А Солнцев в последние годы жизни уже очень хорошо понимал, что происходит и к чему это ведёт. Если у нас и были какие-то расхождения во взглядах, то отнюдь не по социально-политическим вопросам.

«День литературы», 14 октября 2015 г.

Волкодав – прав, а людоед – нет

Мария Семёнова о себе, древних славянах и настоящей собачьей верности


Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное