101 разговор с Игорем Паниным

– Вы с 2007 года являетесь редактором журнала «День и ночь», основанного в начале 90-х Романом Солнцевым и Виктором Астафьевым. Не устали?

– Очень устала. Время от времени приходят мысли: не пора ли передать бразды правления кому-нибудь помоложе и физически покрепче? Но пока никого подходящего не видно. Значит, буду работать, сколько Бог положит.

– Как изданию удается держаться на плаву? Сейчас ведь и столичные толстые журналы переживают не лучшие времена, а уж как там в Красноярке – и подумать страшно…

– В творческом плане всё как раз в порядке – журнал давно перешагнул региональные и даже федеральные рамки. Множество смелых идей, проектов. Множество друзей. Работоспособная, чрезвычайно сплочённая редколлегия. Многие сейчас называют «День и ночь» самым демократичным русским литературным журналом. Мы действительно охватываем практически весь современный литпроцесс вкупе с его полюсами.

– А кто помогает? Власти, меценаты, или все держится на энтузиазме сотрудников «Дня и ночи»?

– Нам помогает край. С 2010-го года мы получаем довольно приличную государственную субсидию на издание журнала. Получили и в этом году. Правда, «в связи с кризисом» она изрядно обмелела – не возросла ни на копейку, а цены на издательские услуги подскочили чуть ли не вдвое. Но спасибо и на этом! Многие журналы вообще закрываются. А мы держимся! Жалованья наши работники получают мизерные, на гонорары – увы! – денег нынче вовсе нет. Но для каждого из нас «День и ночь» сам по себе – ценность. Журнал стоит того, чтобы ради него пахать!

– Вас воспринимают в первую очередь как редактора. Не обидно, что как поэта вас меньше знают?

– У меня, к счастью, такого рода тщеславие отсутствует абсолютно. Если уж совсем честно, свою прозу я ценю выше, чем свою поэзию… но для неё время ещё не пришло, наверное. Помимо всего прочего, у меня есть пьеса, оратория для хора и оркестра и огромное количество литературной критики. Так что – поэт, прозаик, драматург, публицист, критик? Потомки разберутся.

– А что нужно сделать для того, чтоб «продвинуть» свое творчество? Отказаться от журнала и заниматься исключительно своими сочинениями?

– А зачем его «продвигать»? Я даже в конкурсах не участвую. Разве что если меня – чуть ли не насильно – выдвинут друзья. У меня достаточно скромный, но зато изысканный, избранный круг читателей и почитателей. Я им очень дорожу. Но расширять его нисколько не стремлюсь. «Всё прекрасное столь же редко, сколь и трудно», – считал Платон.

– Говорят, что у вас очень сложный характер. Что с инакомыслящими в своей редакции вы расправляетесь моментально. Насколько это соответствует действительности?

– Кто говорит-то? Наши диссиденты горазды выдавать «белое» за «чёрное», «оранжевое» за «зелёное», лгать без зазрения совести и устраивать публичные порки. Прямо шакалья стая какая-то. Видимо, ваш вопрос с их завываниями связан. Вы не обнаружите нигде ни одного грубого или просто резкого слова, произнесенного мною публично о ком угодно, как бы я к человеку ни относилась. А уж обо мне… не нашлось, кажется, мало-мальски уважающего себя либерала, чтобы не проехался на весь свет без всякой дипломатии о моих личных качествах и особенностях нашего журнала! Нынешний либерал вообще не слишком озабочен такими глупостями, как хотя бы минимальное соответствие слов и действительности. Больше частью он ведёт себя откровенно хамски, претендуя при этом на звание носителя истины в последней инстанции. О, я узнала о себе столько неожиданных подробностей! Думаю, именно этот тип говорунов и борзописцев Солженицын назвал «образованщиной». Эти ребята почему-то думают, что, ежели они читают Бродского и способны отличить сонет Петрарки от сонета Шекспира, то это возвышает их над остальным человечеством подобно пирамиде Хеопса. На самом же деле, по моим наблюдениям, большая часть из них – вроде Остапа Бендера… «исключён за неуспешность из пятого класса классической гимназии». Отсюда и хамство. Что же касается моего характера, то у меня очень много друзей, куда больше, чем врагов. Наверное, это о чём-то говорит.