Читаем 101 разговор с Игорем Паниным полностью

– На Украине и в Белоруссии, да. В Киргизии в первый раз оказался во время революции, которую хотел увидеть своими глазами. Ну, так же своими глазами желал увидеть происходившее на войне и пробрался в Цхинвали в августе 2008-го. Об увиденном – много страниц в «Книге без фотографий», с которой я вновь побывал в Бишкеке. Ну и проехался по всей Киргизии, гостил в бывшем Пржевальске, ныне Караколе, здесь по-прежнему еще много русских. Хотелось бы наведаться в другие среднеазиатские страны – Туркмению, Узбекистан, Таджикистан, узнать, что там. Они почти лишились русских и русского языка, а значит, и важнейших элементов цивилизации. В Бишкеке были закрыты и проданы все книжные магазины. Но нашлись супруги Виктор Кадыров и Светлана Полуэктова, самостоятельно навели мосты с Москвой, организовали свое издательство, заново открыли книжные магазины, по сути, спасают культуру в Киргизии.

– А с чем у тебя ассоциируется Украина? Каким видишь своего украинского читателя? И кого из украинских авторов знаешь?

– Украина ассоциируется с сиськами. Белыми, большими грудями молодки.

Почти, как у Свободы на баррикадах. Но эта ассоциация продиктована не бунтарскими событиями, а плодородностью, мягкостью и теплом, той женственностью, которые и есть для меня Украина. Мой читатель – брат, истосковавшийся по воздуху общей культуры. Ему потребен культурный масштаб вместо резервации. Я был и на Востоке, и на Западе Украины, много раз. И всегда рад приезжать на Украину, которую люблю страстно и трепетно. Современная украинская литература любопытна, ярка, энергична. Думаю, во многом ориентирована на Запад. Знаю поэзию Кабанова, например. Читал Оксану Забужко, Владимира Диброва, Юрий Андруховича, Сергея Жадана. Интересно, но хотелось бы просветиться поболее, чтобы выносить суждения. Украина – магическая земля, и достойна особой литературы, где быт и магия мешаются бесконечно.

– Твои книги выходят в переводах за границей. А есть обратная связь?

Ну, восторженные письма от юных француженок, например…

– И от итальянок тоже…

Киевский журнал «ШО», 2012 г., № 1–2.

«Литература ничего никому не должна»

Лена Элтанг считает критиков злыми партизанами, а крупные издательства – предприятиями общепита


Лена Элтанг – поэт, прозаик. Родилась в Ленинграде, окончила факультет филологии Иркутского государственного университета, с 1991 года живёт в Вильнюсе. В 2006 году был опубликован её первый роман «Побег куманики», вошедший в краткий список премии Андрея Белого, краткий список премии «Национальный бестселлер» и длинный список премии «Большая книга».

В 2008 году вышел второй роман писательницы «Каменные клёны», удостоенный литературной премии «Новая словесность – 2009». В 2011 году издательство «Эксмо» выпустило завершающий трилогию роман «Другие барабаны». Лауреат «Русской премии – 2011».

– Вы себя считаете русским писателем или литовским? Или, может, отвлечённо – европейским?

– Русским. Однако мне не раз приходилось слышать, что русский писатель должен жить в России. Обычно это последний, третий козырь недовольного критика, когда первые два – «не осилил» и «много букв» – выкладывать бывает неловко. Да, я живу в Литве, я замужем за датчанином, давшим мне эту диковинную фамилию, и мне приходится каждый день говорить на трёх языках. Но пишу-то я тоже каждый день, пишу на русском, ношу за щекой свою кириллицу, будто бережливый эллин серебряные драхмы. И тем жива.

– Как, по-вашему, изменились отношения издателя и автора в наше время?

– А вы почитайте, скажем, письма Томаса Вулфа к своему издателю и редактору: «Спасибо, Максуэлл, за вашу любовь ко мне, спасибо, Перкинс, за внезапные вспышки радости, я ношу с собой ваше письмо, Перкинс, читаю его во всех кафе…» Не прошло и ста лет, а что у нас осталось: рассуждения о налогах, запятые и горестное враньё. Общепит у нас остался, бегущая полоса конвейера с бумажными тарелками. Дружба с издателем немыслима, доверие к редактору натужно, да что там – сама плоть прежних отношений отличается от нынешней мякоти… ну, примерно, как чревоугодие от гортанобесия. Или это только у меня так, а у всех остальных – Максуэлл Перкинс?

– А что вас побудило писать прозу? Ну понятно, что это обычное дело, многие прозаики начинали со стихов. Но, возможно, в вашем случае есть какое-то любопытное стечение обстоятельств?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное