1066. Новая история нормандского завоевания

Землевладельцы, выкупившие свои угодья, благоразумно подтверждали этот факт специальным документом; одно подобное подтверждение, например, было составлено в Виндзоре для беркширского тэна Азора, другое — для бедфордского тэна Ауги, который переходил под покровительство нормандского шерифа Ральфа Тайбуа, «чтобы тот защищал его [Ауги] до конца его дней». Без такого документа можно было лишиться своей земли. Так, «из-за прихода короля Вильгельма» потерял ее Элрик Болеет из Соулбери, в Бакингемшире; а Элвик, сын Торберта, из Западного Тайтерли, в Хэмпшире, лишился своей вотчины, поскольку не смог доказать свое право на нее, после того как два его родича, владевшие ею, погибли при Гастингсе. Тэн по имени Эдрик, державший карукату земли от архиепископа Стиганда, «после того как в Англию пришел король», должен был заложить эту землю за одну марку золотом и семь фунтов серебром, чтобы «выкупить себя из плена Валерана Арбалетчика». Осберн Рыбак, владелец полугайды земли в Шарнбруке, которая до 1066 года принадлежала Тови Хускерлу, претендовал еще на одну с четвертью виргату, но «когда в Англию пришел король Вильгельм, он [Осберн] отказался платить подать с этой земли, и Ральф Тайбуа заплатил подать [вместо него] и забрал эту землю и отдал ее одному из своих рыцарей». Подобные случаи отнюдь не были редкостью.[177]

Кое-кто из тех, кто поспешил признать власть Вильгельма в конце 1066 — начале 1067 года, вскоре пожалели об этом. Примером может послужить Элдред, настоятель монастыря Абингдон. Он был среди «тех, кто согласился подчиниться», и с готовностью «принес клятву верности королю». Но, как рассказано в хронике монастыря, когда многие, включая Гюту, «мать убитого короля, изменили мнение и присоединились к другим», т. е. к тем, кто предпочел изгнание, настоятель покинул Англию. После его отъезда вся его собственность оказалась в руках короля, «ибо его сочли изменником». Этот прецедент позволил Генриху де Феррьеру захватить земли в Кингстоне, принадлежавшие тэну по имени Туркиль, павшему «в знаменитом сражении», вопреки протестам нового аббата и несмотря на то что Туркиль даровал эти земли монастырю задолго до битвы. Таким же образом де Феррьер добавил к своим владениям деревню Файфилд, принадлежавшую убитому при Гастингсе Годрику Герефе, хотя эти земли были даны Годрику в держание сроком на три поколения. Такие захваты земель продолжались в 1067 году, во время пребывания короля в Нормандии.

В связи с ними, как говорится в историческом экскурсе о происхождении штрафа за убийство, включенном в «Диалог о Палате шахматной доски»,[178] англичане стали сетовать, что «раз все ненавидят их и грабят, им придется служить властителям за морем». Эти жалобы дошли до ушей короля, но некоторые решили не жаловаться, а сопротивляться.[179]

Процесс раздачи земель не был зафиксирован письменно; память о происходившем хранили члены судов скиров и сотен. Итак, как же идентифицировались владения погибших тэнов? Должны были сохраниться записи о поместьях и их владельцах, которыми пользовались при сборе налогов. На что были похожи эти списки, можно увидеть на примере сохранившегося податного листа — Нортгемптонширского свитка (хотя он и относился ко времени после завоевания). В этом документе содержатся сведения о сборе податей после 1068 и до 1083 года (пока еще была жива королева Матильда). Точно датировать документ не удалось, но он, скорее всего, был составлен в промежутке с 1072 до 1078 года, поскольку в нем упоминается Osmund the kynges writere — «Осмунд, королевский писец». Если имелся в виду канцлер Осмунд, то перечень был составлен до 1078 года, поскольку в этом году Осмунд стал епископом Солсбери. В документе также упоминаются владения короля в Шотландии, что указывает на дату после 1072 года. Кроме записей в распоряжении короля были устные свидетельства людей, обязанных посещать суды скиров и сотен, которых можно было принудить давать показания под присягой.

Изъятие земель и понижение статуса до положения вассалов, вынужденных держать землю от нормандских хозяев, не могло не вызвать негодования, которое, в свою очередь, пробудило дух упорного сопротивления, хотя многие все же предпочитали смиряться, чем умереть от голода. В начале 1067 года англичане начали понимать, сколь незначительна их роль в обществе, устроенном на нормандский манер, и как ничтожны они сами в глазах прочих хищных чужаков, на поддержку которых опирался король Вильгельм. Когда они это осознали, восстание стало неизбежно. Но провал мятежей (когда они начались) сам по себе привел к усилению господства нормандцев, поскольку земли мятежников были изъяты и перешли в руки нормандских баронов.