1066. Новая история нормандского завоевания

Но наиболее значимым решением совета стало назначение крупного «гельда», налога в пользу короны — вероятно (если ориентироваться на то, что было впоследствии) в размере двух шиллингов с гайды. Это было тяжелое бремя, особенно если принять, что размер гельда времен правления короля Эдуарда, указанный в «Книге Страшного суда» для Беркшира, не отличался принципиально от того, что платили тогда другие скиры. Беркширцы платили всего лишь по семь пенсов с гайды, половину — в Рождество, половину — в Пятидесятницу. Вильгельм же требовал несколько шиллингов. При неуплате гельда земля отбиралась и передавалась тому, кто был в состоянии уплатить требуемую сумму. К примеру, Ральф Тайбуа, ставший шерифом Бедфордшира, заплатил gafol [который нормандцы называли danegeld — «датские деньги», налог на землю] за землю хускерла Тови в Шембруке, а затем передал ее собственным рыцарям в качестве ленных владений.[168] Некоторые нормандцы даже не утруждали себя тем, чтобы получить грамоту от короля, прежде чем захватывать земли. Например, Готье де Дуэ в сотне Уоллингтон в Суррее «держит две гайды земли от короля, как он сам говорит, но жители сотни уверяют, что не видели ни королевской грамоты, ни представителей короля, которые передали бы ему эту землю».[169]

Вильгельм из Пуатье сообщает, что вскоре после коронации (то есть во время рождественского уитенагемота) король Вильгельм «щедро раздал» то, что король Гарольд «из жадности спрятал в королевской сокровищнице» (возможно, включая трофеи, доставшиеся Гарольду после победы над норвежцами), расплатившись из казны с теми, кто «помогал ему в битве», то есть со своими наемниками. Но большая часть сокровищ досталась нормандским монастырям. На пожертвования нормандской церкви пошли и деньги, выплаченные англичанами в качестве гельда или «гафола» — те самые деньги, которые, по словам Вильгельма из Пуатье, «каждый богач и каждый город спешил ему (герцогу) предложить». В Англосаксонской хронике с болью говорится, что король разграбил монастыри и что Вильгельм «разорял все на своем пути».

В результате англичане (по крайней мере, существенная их часть) стали сомневаться, стоило ли признавать власть Вильгельма. Согласно Ордерику Виталию, после едва не разразившегося бунта и пожара во время коронации многие англичане, «прослышав про эти дурные дела… решили… больше никогда не верить нормандцам», поскольку «считали, что те их предали», потому они «затаили гнев и стали ждать случая, чтобы отомстить». Нормандцы жаловались, что «ни страхом, ни добром невозможно подчинить англичан настолько, чтобы они предпочли мир и спокойствие смуте и беспорядку».

Вильгельм был теперь коронованным королем и обладал всей властью, которую давал этот титул. Помазание придало веса его вкрадчивым уверениям, что он получил королевство «милостью Божьей» (а не силой оружия). В XI веке помазание на царство практически рассматривалось как восьмое церковное таинство. Кроме того, концепция монарха как «короля-жреца» имела у нормандцев глубокие корни.[170] (Тот факт, что коронация не приобрела статус таинства, возможно, был следствием конфликта между папством и Священной Римской империей по поводу инвеституры.) Но аура церковного благословения способствовала укреплению власти Вильгельма. Она позволила ему требовать от англичан верности, являющейся неотъемлемым атрибутом английской концепции королевской власти. Он мог обложить податью все королевство; его указы расходились по всем областям. В Англии он был в гораздо большей степени королем, нежели Филипп I — во Франции. Король Вильгельм открыто заявил, что собирается править как непосредственный наследник и преемник короля Эдуарда, тем самым отменив все указы, принятые Гарольдом, и фактически зачеркнув само его правление. Поэтому епископы и магнаты вынуждены были просить у него подтверждения всех земельных дарений, сделанных за девять месяцев правления Гарольда.

В первые годы Вильгельм изъявлял желание видеть среди власть имущих своего англо-нормандского королевства англичан. Но это была лишь иллюзия, к тому же подобной идее решительно воспротивились нормандские соратники короля. Все стало ясно в 1067 году, когда Вильгельму понадобилось вернуться в Нормандию, чтобы укрепить свою власть над герцогством, и он назначил наместниками Вильгельма Фиц-Осберна и епископа Одо. Англичане, которых Вильгельм оставил на их должностях, обнаружили в период его пребывания в Нормандии, что регенты короля не собираются с ними считаться. Казалось, Одо и Фиц-Осберн получили полную власть над всей завоеванной страной.