11/22/63

В 1972-м президентом стал Хьюберт Хамфри[706]. Землетрясения усилились. До небес взлетело количество самоубийств в мире. Изобиловал фундаментализм разнообразных направлений. Вместе с этим расцвел активизированный религиозными экстремистами терроризм. Началась война между Индией и Пакистаном; расцвели новые ядерные грибы. Бомбей так и не переименовали в Мумбаи. От города остался только пепел на раковом ветре.

Тоже самое и с Карачи. Только после того, как Россия, Китай и Соединенные Штаты пообещали закидать бомбами обе страны, возвратив их в Каменный век, те прекратили военные действия.

В 1976-му Хамфри проиграл Рональду Рейгану тотально по всей Америке, не добрав голосов даже в своем родном штате Миннесота.

Две тысячи людей совершили массовое самоубийство в Джонстауне в Гаяне[707].

В ноябре 1979-го иранские студенты захватили американское посольство в Тегеране и вместе с ним не шестьдесят шесть заложников, а более двух сотен[708]. Покатились головы на иранском телевидении. Рейган был достаточно научен Ханойским Адом, и придержал ядерные боеголовки в бомболюках и ракетных шахтах, однако отдал приказ о массированном военном вторжении. Остальных живых заложников, конечно же, зарезали, а новоявленная террористическая группа, которая называла себя «Основой» — на арабском языке Аль-Каида — начала минировать дороги то там, то здесь, повсюду.

— Тот наш президент умел ораторствовать, как сам чертов дьявол, но не знал толк в воинствующем исламе, — сказал Гарри.

Вновь воссоединились Битлз и сыграли «Концерт за Мир». Смертник среди публики подорвал на себе начиненный взрывчаткой жилет, погибло триста слушателей. Пол Маккарти остался слепым[709].

Вскоре после этого вспыхнул Средний Восток.

Развалилась Россия.

Какая-то группировка – скорее всего, упрямые фанатики-россияне — начало активно распродавать ядерное оружие террористическим группам, включая «Основу».

— К 1994 году, — говорил Гарри своим сухим голосом, — районы нефтяных буровых скважин там превратились большей частью в черное стекло. Такое, что светится во тьме. Тем не менее с того времени терроризм тоже перегорел, типа самовыгорел. Кто-то подорвал ядерный чемодан в Майями два года назад, но без особого толка. То есть у меня есть мнение, что больше никто не погуляет на Южном побережье еще следующих лет шестьдесят или восемьдесят — ну, и конечно, Мексиканский залив превратился в мертвый бульон, — но от радиационного заражения там погибло всего лишь десять тысяч человек. К тому времени это уже была не наша проблема. Мэн проголосовал за то, чтобы стать частью Канады, что очень утешило настоящего президента США по фамилии Клинтон.

— Билл Клинтон президент?

— Господи, нет. Он стопроцентно стал бы им снова в 2004-м, но умер от инфаркта прямо посреди выступления перед избирателями. Вместо него его жена продолжила кампанию. Она сейчас там президент.

— Хорошо работает?

Гарри сделал рукой волну.

— Неплохо…но никто неспособен повлиять законодательством на землетрясения. А именно это нас губит сейчас, в конце концов

Над головой вновь послышалось этот водянисто-ледяной скрежет. Я посмотрел вверх. Гарри нет.

— Что это? — спросил я.

— Сынок, — сказал он, — никто этого, похоже, не знает. Научный работники дискутируют, но в данном случае, я думаю, лучше прислушаться к проповедникам. Они говорят, что Господь готовится разрушить творение Его рук так, как когда-то Самсон разрушил храм филистимлян. — Он допил остаток своего виски. Чуть-чуть порозовели его щеки…свободные, как я успел заметить, от радиационных язв. — И в этом случае они, я думаю, правы.

— Иисус правый, — произнес я.

Он заглянул мне в глаза.

— Достаточно вам истории, сынок?

Достаточно, хватит до конца жизни.

4

— Должен уже идти, — сказал я. — С вами все будет в порядке?

— Будет, пока буду. Как и со всеми другими, — он не отводил от меня глаз. — Джейк, с какого неба вы упали? И откуда у меня, к черту, такое чувство, что знал вас?

— Возможно, это потому, что мы всегда узнаем своих добрых ангелов.

— Ерунда.

Мне хотелось уже уйти. В конце концов, я думал, что моя жизнь после следующей переустановки будет намного более простой. Но сначала, так как он был добрым человеком и очень пострадал во время всех трех своих инкарнаций, я подошел к каминной полке и снял со стены одну из обрамленных фотографий.

— Аккуратнее с этим, — раздраженно произнес Гарри. — Это моя семья.

— Знаю, — передал я ему в искореженные, по-стариковски запятнанные руки ту черно-белую, немного нечеткую фотографию, несомненно, увеличенную с кодаковского снимка. — Это ваш отец снимал? Я потому спрашиваю, что он единственный, кто отсутствует в кадре.

Он посмотрел на меня удивленно, потом вновь перевел взгляд на фото.

— Нет, — произнес он. — Это фото сделала одна леди, наша соседка, летом 1958-го. Тогда моя мама с отцом уже были разведены.