11 лжецов [litres]

Она забирается на диван с ногами и обхватывает руками колени. Так и сидит в углу, съежившись, и смотрит на меня:

– Я всегда думала, что мама погибла при пожаре. Когда сгорел дом, в котором я росла. Иногда меня преследует привкус гари.

– Расскажешь, что произошло?

Дэни крепче обнимает свои коленки.

– Я знаю только то, что слышала от других. Это случилось на Рождество. Где-то около двух часов ночи на первом этаже вспыхнул пожар. Пожарной сигнализации у нас не было. Наверное, тогда их еще не ставили в каждый дом. Отец прибежал в мою комнату, вытащил меня из постели и завернул в одеяло. Он остановился наверху лестницы, но спуститься вниз не решался из-за дыма. Даже теперь, стоит мне почувствовать запах дыма, я как будто снова оказываюсь закутанной в то детское одеяло с пингвинами.

Дэни делает паузу. Собирается с духом, чтобы продолжить рассказ.

– Моя мама успела спуститься, но огонь уже так разгорелся, что отец унес меня назад в мою комнату. Потом выбрался из окна на плоскую крышу заднего крыльца. Возле дома уже собрались люди, и кто-то из соседей помог нам спуститься по приставной лестнице. Нам повезло.

– А мама?

– Ее нашли внизу у лестницы. Тело так сильно обгорело, что ее невозможно было опознать. Теперь я знаю, что это была не она. До прошлого четверга тело моей матери и близко не было ни к какому пожару.

Я качаю головой и наклоняюсь к Дэни:

– Значит, у подножия лестницы сгорела какая-то другая женщина?

И осекаюсь, видя в глазах Дэни ужас.

– Должно быть другое объяснение, но… Фримен уверена, что других вариантов нет. Она убеждена, что их обеих убил мой отец.

4

“Я твердо верила, что именно здесь он хотел бы найти последний приют – рядом с любимой женой”.

Глава 23

Четверг

Меня будит жужжание телефона. В темноте нащупываю его на прикроватной тумбочке. Едва разлепив глаза, вижу, что нет еще шести, а мне звонит начальство. Я снимаю трубку:

– Мадлен?

– Я в больнице с Сэмом, – быстро отвечает она, и в ее голосе я улавливаю страх. – Сказали, инфаркт.

Я сажусь на кровати.

– Как он?

– Пока не знаю. Его привезли ночью. Пока делают анализы.

– Но с ним все будет в порядке?

– Мне ничего не сказали.

Мадлен не из тех, кто беспокоится без причины. Она явно волнуется за отца.

– Вы в Айлворте?

– Да.

– Скоро буду, – отвечаю я.

– Нет, не нужно. – В интонации Мадлен слышится мягкость, на работе ей несвойственная. – Я просто хотела с кем-нибудь поговорить.

– Все будет в порядке, я уверен, – говорю я. – Сэм – крепкий орешек, он еще всех нас переживет.

Мадлен глубоко вздыхает:

– Мне страшно, Бен.

– Я уже еду.

С Сэмом Харди я познакомился в двадцать один год, когда постучался к нему в кабинет в редакции “Ричмонд Таймс” и попросил взять меня на работу. Называя свое имя, я уже понимал, что он знает, кто я. Прошло чуть больше года после смерти моей матери, и за это время мне все-таки удалось окончить Манчестерский университет. Я тогда отдалился от друзей, зато глубоко погрузился в изучение политологии. Когда я получил диплом, то сказал себе, что сделал это в честь мамы. Летом я вернулся домой в Хадли с мыслью организовать себе кругосветное путешествие на целый год. За три месяца, остававшиеся до отъезда, я хотел найти какую-то работу.

Мне всегда казалось, что в то утро понедельника, когда я постучался в дверь его кабинета, Сэм просто сжалился надо мной. Подозреваю, он слышал об истории, которая случилась, когда мне было восемь лет, и запомнил мое имя. Наверное, в том числе и по этой причине он решил принять меня в штат редакции. Человек старой закалки, он был достаточно суров, но вскоре я понял, что в глубине души Сэм – сама доброта. Вакансий у него тогда не было, но он сказал, что не возражает, если я буду просто приходить и наблюдать, как верстается очередной номер еженедельной газеты. За неимением других вариантов я согласился. В тот день после обеда Сэм отправил меня к дому местного депутата, вокруг которого разгорался скандал из-за незаконного присвоения средств. Я вернулся с фотографией, запечатлевшей, как депутат в садовой беседке, купленной на деньги налогоплательщиков, пьет винтажное шампанское. Сэм сидел со мной до позднего вечера, помогая написать статью, и через два дня у меня появилась первая публикация. Мы договаривались, что моя трехмесячная стажировка будет неоплачиваемой, но в конце первой недели Сэм выдал мне двести фунтов наличными и продолжал делать то же на протяжении всех двенадцати недель.

Год спустя, вернувшись в Хадли, я подал заявление на должность младшего репортера в общенациональной газете, которую тогда редактировала Мадлен Уилсон. Мадлен сама начинала карьеру младшим репортером в “Ричмонд Таймс”. Она взяла фамилию матери, не желая, чтобы ее успехи строились на имени отца, а не на ее собственных заслугах. Подавая заявление, я не сомневался, что Сэм отрекомендовал меня наилучшим образом, а возможно, даже позвонил дочери, чтобы помочь мне на старте.