11 лжецов [litres]

Дороги западного Лондона ранним утром обычно пусты. Останавливаюсь на светофоре на Нижней улице, достаю телефон и быстро набираю сообщение Дэни.

“Надеюсь, ты хоть немного выспалась”.

И добавляю:

“Думаю о тебе”.

Светофор переключается на зеленый, и я возвращаю телефон на пассажирское сиденье. Проезжаю мимо молочника, который доставляет продукцию от Milk & More, и бросаю взгляд на телефон. Вижу, что Дэни прочитала мою эсэмэску.

Я уже заезжаю на парковку больницы, где мне удается найти свободное местечко прямо перед главным входом, но ответа от нее так и нет. Бледное солнце только встает из-за горизонта, когда я иду к дверям больницы. Подходя к главному зданию, слышу знакомый голос:

– Так, все, больше не буду тебя возить. Ты меня совсем за дуру держишь?

– Мэдди, ну ты чего?

– Я просила не называть меня так.

Я стою на другой стороне дороги и наблюдаю, как Мадлен с отцом покидают больницу. Она отодвигает его инвалидную коляску от дверей и уходит.

– Ты что, просто бросишь меня здесь? – кричит Сэм.

– Ты вполне способен перебраться через дорогу самостоятельно, – кричит в ответ Мадлен, направляясь ко мне.

– Хотя бы до остановки меня довези!

Мадлен оборачивается к отцу:

– Медсестра сказала, что по протоколу тебя надо вывезти из здания. Я так и сделала. На этом все!

– Там не написано, что меня надо бросить на полдороге! Хоть бы до табачки довезла!

– Это киоск прессы, – отвечает Мадлен, повышая голос. – Они не продают сигареты!

– Не кричи, всех пациентов перебудишь.

– Ты не пациент!

Сэм толкает колеса коляски руками и, сначала медленно, а затем все быстрее, катится к дороге.

– Господи Иисусе, Сэм!.. – Мадлен хватается за ручки коляски и катит отца к пешеходному переходу.

– Вы выглядите лучше, чем я ожидал, – говорю я ему, когда они приближаются.

– Хроническая изжога, – отвечает Мадлен. – Почти до двух ночи просидел со своими друзьями-гонщиками. Ели и пили всю ночь. Виски и сыр… А потом удивляется, что у него приступ.

Сэм поднимает руку и касается ладони дочери.

– Не нравятся мне эти тучки. Может, довезешь меня до остановки? Не хочется промокнуть, пока буду ждать автобус.

– Не надо ждать никакого автобуса, – огрызается Мадлен. – Я тебя отвезу.

Сэм улыбается:

– Ну, если ты уверена…

– Бен, я вызову водителя. Доедем вместе до офиса.

– Так я же на машине, – говорю я. – Почему бы нам троим не выпить кофе, а потом я отвезу Сэма домой?

– Небольшой завтрак был бы кстати, – говорит Сэм. – А то у меня уже в животе урчит.

– Ты меня когда-нибудь доконаешь, – бурчит Мадлен. Она шагает к парковке и на ходу оборачивается: – Идете?

Сэм улыбается мне, поднимается на ноги, и мы вместе следуем за ней. Я открываю дверцы машины.

– Мэдди, почему бы тебе не сесть сзади? – предлагает Сэм.

В глазах Мадлен вспыхивает огонек ярости, как будто ей показывают беспомощный репортаж молодого журналиста, но она не произносит ни слова.

По пути в Ричмонд Мадлен не отрывается от экрана телефона.

– Рад, что вам уже лучше, – говорю я Сэму.

– Да я здоров как бык, – отвечает он. – Так доктор сказал.

– Бьюсь об заклад, не было такого, – комментирует внимательно следящая за происходящим вокруг Мадлен.

– Давайте остановимся в кафе “Рич”, возле моста, – говорит Сэм. – Меня там знают. Могу организовать нам столик.

В зеркало заднего вида я вижу, как Мадлен закатывает глаза.

Сэм обращается к дочери:

– Там готовят лучший английский завтрак в Ричмонде.

– Да на здоровье. Хочешь дальше себя гробить – пожалуйста.

Перед Ричмондским мостом я сворачиваю и паркуюсь за домами, в одном из которых, на последнем этаже, располагается квартира Сэма.

– Может, даже сумеешь после завтрака пройти пешком две минуты до дома, – говорит Мадлен, выходя из машины.

Утренние облака рассеиваются, из-за них выглядывает, озаряя реку, солнце, и мы решаем рискнуть и занять столик на террасе. Заказываем кофе; Сэм добавляет в свой американо молоко.

– Что нового насчет тела под церковью? – спрашивает он.

– Под клубом, – поправляю я, понимая, что Сэм и так уже в курсе почти всех аспектов дела. На протяжении всей первой недели после пожара он звонил мне каждый день в попытках получить дополнительную информацию. Я рассказываю, что убитая – жена выдающегося полицейского, которого он к тому же хорошо знал, и он мгновенно схватывает, что история способна привлечь интерес читателей по всей стране. Для Мадлен это тоже не секрет.

Она быстро поднимает глаза от телефона.

– Не говори ему ничего больше, – бросает она. – Он украдет наш сюжет.

– Мэдди, неужели ты считаешь, что моя захудалая местная газетенка может конкурировать с твоим изданием? – отвечает Сэм.

Я поворачиваюсь к Мадлен. Та улыбается.

– Ладно, мы поделимся. Но если ты попробуешь нас опередить, я… – Она направляет указательный палец на грудь отца: – Я маме пожалуюсь!

Мы дружно смеемся.

– Как поживает мамуля? – спрашивает Сэм.

– Счастлива быть как можно дальше от тебя. По последним данным, где-то на юге Франции.

– Подальше от нас. Какое для всех облегчение! Ну что? – говорит Сэм и хлопает в ладоши: – Так кто же убил Анжелу Каш?