12 маленьких радостей и одна большая причина (СИ)

– Я люблю тебя, Изабелл Винтер, – нещадно растягивая гласные, прочитала я, медленно переходя на шепот. Что-то внутри резко дернулось, сжалось и тут же затаилось, а глаза защипало то ли от попавшего в них мыла, то ли от подступивших слез, что было более вероятно, хоть первый вариант мне однозначно нравился больше. – Если это ты, пернатый засранец, то можешь мотать обратно на свое пушистое облачко и обжираться там виноградом из рук какой-нибудь нимфы, наслаждаясь переливистыми мелодиями арфы, ибо здесь тебя уже не ждут. Но если это не ты, то ситуация принимает немного пугающий характер, – наконец выкрикнула я, взяв себя в руки. В голове носилась лишь одна мысль: «Не верь ему». Никому нельзя доверять, даже архангелам, даже смазливым, даже если очень хочется. Просто нельзя.

– На небе нет нимф, арф и винограда, – послышался рядом тихий голос. Мне ничего не стоило узнать его, но в тоне проскочили незнакомые нотки. Что это, неужели неуверенность и смятение? Этот день однозначно войдет в историю и будет отмечаться как национальный праздник.

Резко зажмурившись, я съежилась под водой, чувствуя, как заклинание «Не верь» теряет свою могущественную силу, стоит всего лишь оказаться рядом с Габриэлем. Тем более он выглядел таким виноватым и растерянным, что было сложно тут же не сорваться с места и не кинуться его утешать. Возможно, от этого меня удерживало лишь полное отсутствие одежды, а может, душащий гнев, который до сих пор оставался на месте и уходить явно не планировал.

– Если ты не расслышал, то я четко сказала, что не хочу тебя видеть, – голос показался еще тверже, чем слышался в голове, из-за чего по коже прошлась неприятная дрожь. Пусть я и ненавидела архангела всеми фибрами медленно прогнивающей души, но это никак не мешало мне продолжать слепо любить его, мысленно оправдывая каждый проступок и неверное слово, поэтому говорить гадости совсем не хотелось, а его реакция только усугубляла ситуацию.

– Ты не говорила этого, – так же тихо отозвался мужчина. Он разговаривал так, будто уже заранее смирился с тем, что придется выслушать тираду, а потом, возможно, и уйти ни с чем, но на этот раз навсегда. – Ты сказала, что не ждешь меня. Разве это одно и то же?

– Это не честно, – вздохнула я, оставив вопрос без ответа. – Ты мог вернуться когда угодно, поговорить на равных, но нет, ты будто специально пришел тогда, когда мне некуда деться.

Действительно, деваться было некуда. Просто встать и уйти я не могла, а другим выходом было разве что поиграть в утопленницу, но шансы благополучно испустить дух, не будучи спасенной сразу же, были ничтожно малы.

– Я не поджидал момента. И пожалуйста, Изабелл, не говори со мной таким тоном, – неожиданно попросил Гейб, негромко кашлянув. – Это удручает.

– Не тебе говорить об удручении, – отрезала я все тем же ледяным тоном. Вдруг захотелось причинить ему хоть сотую долю той боли, что чувствовала я, брошенная и ненужная, еще несколько минут назад. – Я зла на тебя и лежу абсолютно голая в давно остывшей воде. Думаешь, беззащитность придает доброты?

В ответ мужчина лишь протянул мне махровое полотенце, неуверенно взглянув в глаза и, задержав взгляд на одно короткое мгновение, тут же отвел его, отвернувшись сразу же, как только я забрала полотенце из рук, вздрогнув, когда случайно коснулась пальцами похолодевшей ладони. Закусив губу, я шумно выдохнула и поднялась, укутываясь в теплую пушистую ткань, но вдруг нога скользнула по дну ванной, и я бы упала, если бы не быстрая реакция поймавшего меня Габриэля. Так и застыв в этой ужасно неудобной позе, я вцепилась мокрыми пальцами в его рубашку и испуганно смотрела на него, не зная, что делать дальше. Внутри полным ходом шла война между желанием прижаться к нему, забыв несколько ужасных суток одиночества, и злобой на всех и вся: на архангела, на скользкую ванну и прежде всего на себя саму. Наконец взяв себя в руки, я прочистила горло и отпустила мужчину, отвернувшись.

– Тебе лучше уйти, – хрипло произнесла я, теребя краешек полотенца, чтобы хоть как-то успокоить нервы. Кажется, в эти слова не поверила не только я сама, но и Габриэль, о чем заявил тут же:

– Ты ведь не хочешь этого, правда? – в его голосе слышалась не столько уверенность, сколько надежда, попытка убедить в этом нас обоих, и это буквально полоснуло ножом по горлу, отчего я тут же судорожно провела по ней пальцами, будто пытаясь нащупать кулон, который мирно лежал на полочке в спальне, снятый еще перед злополучным приемом ванны.

– Не правда, – в который раз солгала я, вбивая себе в голову эту мысль. «Ты не хочешь его видеть, ты не хочешь его видеть», – настойчиво твердил внутренний голос, но его слова заглушал стук сердца, гулом разносившийся по всему телу и неприятно пульсирующий в висках, словно отрицая каждую глупую мысль о том, что лучше оставаться одной, чем жить в постоянном страхе снова быть брошенной.

– Иззи, – начал Габриэль, неуверенно коснувшись моего плеча. Электрический разряд, волной пробежавший по телу, в который раз привел меня в чувство, и эмоции вновь нахлынули с новой силой.