На улице я быстро протрезвел. Как всегда после попойки, во мне пробудились два страшно тяжёлых беса – похмелье и чувство вины и стыда. Они всегда приходят вдвоём и всякий раз норовят меня раздавить, стереть в порошок, а потом из того живучего порошка создать моё новое, хорошее «я», не пьющее больше никогда.
Однако на этот раз они меня почти не мучили. Просто топтались в сторонке и вроде как пытались напугать. Но я не обращал на них внимания. Моё внимание замкнулось само на себя и с каждым новым шагом, сделанным мною на мокром асфальте по дороге к дому, опускалось вглубь, всё глубже и глубже.
Там, в глубине меня, жило что-то ясное и тёплое. Как солнце на рассвете. И хотя вокруг не было никакого тепла и солнечного света – только пасмурность, зябкость и серость – я везде видел отблеск этого солнца, везде, куда ни посмотрю. И всё оживало вместе с ним. Я смотрел и удивлялся тому, как же всё красиво и ласково ко мне, словно никогда прежде не видел ничего, не слышал и не чувствовал в своей жизни.
Какое-то время я шёл по набережной и в медленных, холодных водах реки тоже видел сияние моего солнца. Красивое и ласковое ко мне. На мосту я остановился и бросил в реку те четыре рубля. Монетку за монеткой. И сказал мысленно: «Возьми эти четыре рубля и дай взамен четыре миллиона – просто так, чего тебе стоит. В тебе всё едино – и моя никчемная жертва, и твоя великая щедрость».
Придя домой, я лёг спать и проспал весь день как убитый. Встал, когда уже стемнело. Взял телефон, чтобы узнать время. В телефоне было три пропущенных с незнакомого номера. Это меня насторожило. С чего бы кому-то звонить так настойчиво? В голову почему-то сразу полезли нехорошие мыслишки относительно Валеры.
Часа через два, около девяти вечера, с этого незнакомого номера, позвонили ещё раз. Я невольно напрягся.
– Да.
– Здравствуйте. Семён? – послышался басовитый мужской голос.
– Да, я слушаю.
– Меня зовут Арсений Зептман, я скаут продюсерской компании Heinrich Korn Music. Нашу компанию заинтересовало ваше предложение на сайте Music.com. Мы хотим получить права на коммерческое использование ваших музыкальных произведений. Мы готовы рассмотреть ваши условия и в случае позитивного исхода переговоров подпишем контракт. Вы сможете в ближайшее время приехать в наш офис в Санкт-Петербурге?
Я, ошарашенный, чуть не присел мимо стула.
– Могу. Когда и где?
– Набережная реки Мойки, дом 1. Это неподалёку от храма Спас-на-Крови, знаете? Можете завтра во второй половине дня, ну скажем, часа в три или четыре?
– Хорошо, я приеду. Но лучше в четыре, до Питера далековато из моего города добираться, к трём могу не успеть.
– Договорились, завтра в четыре буду вас ждать. До свиданья.
Этой же ночью я сел в поезд и поехал в мой любимый Питер. В четыре был в офисе «Heinrich Korn Music» и подписал контракт, по которому мне причиталось… шестьдесят пять тысяч долларов. В пересчёте на рубли это – четыре миллиона с копейками.
Я не задавал никаких вопросов, не ставил никаких условий, взял ручку, подписал и всё. Потом только поинтересовался у вызвавшегося меня проводить Зептмана – как оказалось, щуплого паренька южной внешности:
– Неужто мои песни столько стоят?
Он хитро улыбнулся.
– Скоро увидим, сколько они стоят на самом деле. Но босс знает, что делает. У него поразительное чутьё на эти вещи. Все, кто с ним работал, добивались успеха. Достаточно взглянуть на список его клиентов. Я думаю, в какой-то момент вы можете пожалеть о том, что продешевили. Пока группа, которая будет исполнять ваши песни, никому не известна. Но это временно, в будущем их и вас как автора ждёт большой успех. Даже не сомневайтесь.
Да я вовсе и не собирался сомневаться. Я был рад до бирюзовых, как сентябрьское небо в Питере, соплей, что кто-то будет играть мои песни, и за них ещё столько деньжищ привалило. Видимо, такая радость и называется нечаянной.
Всё осознал я лишь на следующий день – в понедельник. Когда сидел на работе квелый, потому что не выспался в дороге, и клевал носом. Вот удивительно: чудо всегда представляется торжественным, чем-то очень невообразимым, а оно вон какое – тихое, скромное и будничное, такое, что сразу и не заметишь его, сочтёшь за само собой разумеющееся.
Так и со мной. Я выдумывал какие-то доводы, объясняющие фарт судьбы, раньше редко удостаивавшей меня и улыбкой, а ныне поцеловавшей взасос, гордился собой, – и вдруг понял: четыре рубля, брошенные в реку, как учила Аню её бабушка, каким-то необъяснимым образом принесли мне четыре миллиона. Всё вот так просто. Чудо.
После работы я не поехал домой, а направился в центр. Отыскал Валерин дом, вспомнил подъезд, поднялся на четвёртый этаж, позвонил в квартиру. Дверь открыла Аня. Под левым глазом у неё бледнел замазанный белилами синяк. Видно, Валера отыгрался за свои поломанные рога.
– Привет, – сказала она.
– Валера дома? – спросил я.
– Ушёл.
– Собирайся. Поехали ко мне.
– Зачем?
Я с радостью выпалил всё, что было на душе: