Читаем 120 дней Содома, или Школа разврата полностью

Епископ встал, прошептал что-то на ухо Дюрсе, тот утвердительно кивнул. Таким же манером епископ обратился и к Кюрвалю. «Ну да, конечно», – отозвался тот – и к герцогу – «Дьявол! – закричал герцог. – Никогда об этом не думал!»

Выражаться яснее эти господа не стали, и мы не в силах проникнуть в их замысел. Да и знай мы это, полагаю, что поступили бы правильно, не поднимая из чувства стыдливости завесу, ибо есть множество вещей, которые позволительно лишь едва обозначить – этого требуют элементарные приличия: ненароком можно оскорбить чей-нибудь целомудренный слух, а я глубоко убежден, что читатель уже оценил и признателен нам за нашу осторожность по отношению к нему. И в будущем мы окажемся достойны его одобрения, в этом мы можем уверить его и сейчас. В конце концов, что бы ни говорили, всяк спасает свою душу по-своему, и какой кары заслуживает тот, кто находит удовольствие в разглашении без всякой разумной скромности своих причуд, пристрастий, тайных грехов, всего, чему предается человек в горячке своих фантазий? Ведь это означало бы раскрытие тайн, долженствующих ради общего блага человечества оставаться сокрытыми; это означало бы попытку повального развращения нравов, попытку ввергнуть братьев своих во Христе во всяческие соблазны, навеянные этими картинами. Лишь Бог, зрящий все глубины наших сердец, всемогущий творец неба и земли, тот, перед чьим судом предстанем мы все в оный день, ведает, хотим ли мы услышать от него обвинения в подобном грехе!

Тем временем заканчивалось то, что было начато. Кюрваль, например, заставил Дегранж испражниться, другие проделали то же с другими. Перешли к ужину. Во время оргии Дюкло, услышав, как господа рассуждают об упомянутом выше режиме питания с целью сделать экскременты более мягкими на вкус и более обильными, высказала свое удивление тем, что такие знатоки не знают об истинно-верном способе сделать дерьмо и более насыщенным, и более изысканным на вкус. Спрошенная об этом чудодейственном способе, она сказала, что для этого надо вызвать у объекта легкое несварение желудка и добиться этого отнюдь не тем, что пичкать его нездоровой пищей, а просто давать еду в неурочные часы. Испытали средство в тот же вечер: разбудили Фанни, которая не была занята и мирно спала после ужина в своей постели, и заставили ее съесть четыре огромных бисквита. Наутро она выдала огромные красивые колбаски, каких до этого никто у нее не добивался. Таким образом, новая система была принята, с небольшой, однако, поправкой: предметы наслаждения вообще не надо кормить хлебом. Дюкло одобрила эту поправку, заметив, что она только улучшит результат ее метода. С тех пор не было ни одного дня, когда у тех или иных мальчиков и девочек не случалось легкого расстройства желудка; невозможно вообразить, что было этим достигнуто. Я упоминаю об этом мимоходом на тот случай, если какой-нибудь любитель пожелает воспользоваться этим рецептом, пусть он твердо знает, что лучшего ему не найти.

Остаток вечера был ничем не примечателен. Отправились спать, готовя себя к завтрашней торжественной церемонии бракосочетания Коломбы и Зеламира, знаменующей окончание третьей недели.

День двадцать первый

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям. Взгляд, манера общения, случайно вырвавшееся словечко говорят ей о человеке гораздо больше его «парадного» портрета, и мы с неизменным интересом следуем за ней в ее точных наблюдениях и смелых выводах. Любопытны, свежи и непривычны современному глазу характеристики Наполеона, Марии Луизы, Александра I, графини Валевской, Мюрата, Талейрана, великого князя Константина, Новосильцева и многих других представителей той беспокойной эпохи, в которой, по словам графини «смешалось столько радостных воспоминаний и отчаянных криков».

Анна Потоцкая

Биографии и Мемуары / Классическая проза XVII-XVIII веков / Документальное