О реакции новгородцев летопись умалчивает. Полагаю, Ярослав призвал наказать обидчиков, но получил отказ. Новгородцы не желали воевать с псковичами из-за такой «мелочи», как оскорбление их князя.
Но тут внимание основных сторон конфликта на время отвлекло еще одно уникальное событие – на сей раз первое в истории ответное нападение еми, финнов на земли Руси.
Это был очень неожиданный стратегический вызов. Русских к тому времени, как мы знаем, уже выбили из Эстонии, а Новгородская республика на глазах раскалывалась, фактически теряя псковскую окраину. Шведы все увереннее чувствовали себя в землях еми и теперь устремляли взоры на водские, ижорские и карельские земли.
Финно-угорское племя водь заселяло плодородные низовья реки Нарвы – и до Ижорской земли. Ижора – племенное объединение, родственное карелам, обитавшее в бассейне реки Ижора и на побережье Невы. В русских летописях ижора впервые упоминается как раз в связи с событиями 1228 года. Если годом ранее крестили Карелию, то есть основания полагать, что продвижение православия шло и на более близких к Новгороду водских и ижорских землях. Их утрата могла привести к тому, что Новгород потерял бы выход к морю: стоило шведам закрепиться на Неве, и морской путь к Волхову оказался бы перекрыт.
Итак, незадолго до Спасова дня (6 августа 1228 года) отряд еми из пары тысяч воинов на лодках по Ладожскому озеру напал на водские и олонецкие владения Новгорода. Исследователи полагают руководящее участие в этом мероприятии шведских крестоносцев, а организующее начало приписывают финскому епископу Томасу.
Очевидно, это был ответ еми на прошлогоднее нападение Ярослава. На счастье, князь был в городе. Во главе с ним новгородцы двинулись в насадах (ладьях) навстречу врагу. Но как ни торопились новгородцы, ладожский посадник Володислав, бросившийся в погоню, самостоятельно вступил в сражение, не дождавшись князя. Летопись суммировала: «В том же году приходила емь на новгородские волости ратью в судах; посадник же новгородский и ладожский поспешил на них с ладожанами впереди князя и новгородцев и избил их; приходило же их две тысячи, и немного их убежало в свою землю». Нападавшие финны решили убить всех захваченных пленных, бросить лодки и отступать лесом. При бегстве их перебили карелы и ижоряне.
В разгроме еми новгородцы поучаствовать не успели. Они простояли несколько дней на Неве. Но во время этой недолгой стоянки едва не вспыхнул мятеж: новгородцы собрали вече и хотели убить одного из бояр, некого Судимира (возможно, ему инкриминировали неспособность спасти пленных новгородцев), «и укрыл его князь в насаде у себя».
Эта схватка с емью не поставила точку в противостоянии. Карательная акция не усмирила тавастов, которые еще сильнее склонились к шведскому покровительству. Одновременно с этим карелы, непримиримые противники еми и давние союзники новгородцев, напротив, укрепляли связи с Русью и приняли православие. Курс на сближение с русскими княжествами взяли также водь и ижора. Для них католичество ассоциировалось с грабителями-тавастами и прочими интервентами, а православные русские выступали защитниками. Похожие настроения были и в Эстонии. Так на столетия вперед прочерчивались политические и культурные водоразделы в Прибалтике.
Вернувшись из похода на емь в сентябре 1228 года, Ярослав, похоже, решил, что пора разобраться не с отдельными прибалтийскими племенами, которых подстрекали немцы и шведы, а с основным источником бед – с Ригой. Тем более что истекали три года, на которые в 1225 году был заключен мир с германцами. Безусловно, Георгий Всеволодович был в курсе затеи брата и одобрял ее. «В том же году князь Ярослав Всеволодович тайно послал в Переяславль, собирая рать, чтобы идти воевать псковичей; и говорил новгородцам:
– Хочу идти на Ригу ратью и посылаю в Переяславль за воинством, да и вам бы всем готовыми быть».
Но здесь Ярослава Всеволодовича ждало сильнейшее разочарование.
Переяславские полки пришли и расположились в окрестностях Новгорода. Это вызвало повышенный спрос на продукты питания и, как следствие, рост цен на продовольствие и недовольство граждан присутствием войск из соседнего княжества. Начинался голод. Как считал Ярослав, поход на Ливонию и ее разграбление помогло бы решить еще и продовольственный вопрос. Новгородцы же, которых мутили и псковичи, заподозрили неладное.
«В том же году пришли переяславцы и из иных городов полки многие к Ярославу в Новгород. Князь же Ярослав Всеволодович поторапливал и новгородцев, говоря так:
– Пойдем на Ригу воевать.
Новгородцы же боялись, что не на Ригу хочет идти, а начнет на Псков воевать, и поэтому неспешно выполняли повеление Ярослава». Похоже, псковичи действительно опасались, что переяславцев привели для их усмирения. Или их в этом постарались убедить. Ответом Пскова неожиданно стал… союз с Рижским епископом.