Георгий Всеволодович, не без оснований считавший себя легитимным правителем, действовал так, как великий князь Владимирский в принципе и должен был поступать при внешней агрессии: заступился за младшего брата, чьи владения на Владимиро-Суздальской земле разорялись чужеземцами, и отстаивал свои великокняжеские прерогативы. При этом он не рассчитал силы и не проявил полководческих талантов. Мстислав Удатный был не только старше, он оказался и опытнее, и сильнее Георгия как военачальник и политик. И за ним стояла преобладающая и опытная военная сила сразу нескольких княжеств, которой оказалось достаточно, чтобы утвердить единоличную власть Константина в Северо-Восточной Руси. Правда, ненадолго.
Георгий Всеволодович из великого князя Владимирского временно превратился в князя Городецкого.
Этот период его бурной жизни почти не нашел отражения в летописных источниках.
Пудалов героически выжимает все, что возможно, из всех скупых свидетельств летописей об отправке Георгия Всеволодовича в Городец: «Раннюю и сравнительно краткую версию событий сообщает Новгородская I летопись старшего извода: “И бысть заутра, высла князь Гюрги съ поклономъ къ къняземъ: «не дейте мене днесь, а заутра поиду из города. И иде Гюрги из Володимеря въ Радиловъ городьчь…” Здесь летописный текст не позволяет уточнить, принадлежала ли инициатива выбора места для изгнания самому Юрию, его старшему брату Константину, утвердившемуся на великом столе с помощью князей из дома Ростиславичей, или самим этим князьям. Из текста остается неясным и то, стал ли “Радиловъ городьчь” местом бегства Юрия или был передан ему в удел. Ничего не говорится и о том, кто сопровождал Юрия в изгнание. Ответить на эти вопросы позволяет сообщение в Софийской I и Новгородской IV летописях…
Примечательно и то, что для погрузки изгнанника и тех, кто его не покинул, потребовались “лодьи” и “насады” (то есть легкие и тяжелые суда, во множественном числе!), но обстоятельства ухода из стольного Владимира были непростыми (“наборзъ въспрятавшеся”), что могло объясняться возможным желанием победителей задержать епископа Симона и княжескую семью. Контекст летописного известия (поездка на “лодьях” и “насадах” “внизь”) указывает на то, что пунктом назначения князя Юрия был определен наш Городец-на-Волге, путь к которому из Владимира действительно лежит вниз по Клязьме. Отправка туда князя-изгнанника и отсутствие каких-либо упоминаний о правившем в Городце местном князе (которому пришлось бы давать другие земли в удел) вновь заставляют делать вывод о том, что Городец был великокняжеским городом, то есть городским поселением, находившимся в непосредственной власти великого князя Владимирского, управлявшего им через бояр-наместников или воевод. Контекст летописного известия (“управиста их… князю Юрью Радиловъ Городець”) позволяет предполагать, что в 1216 г. административный статус Городца впервые меняется: Юрий Всеволодович, перешедший на положение “младшего брата”, получает Городец в удел. Впрочем, здесь наверняка требуются оговорки: Юрий отправился в Городец после поражения в междоусобной войне, поэтому не исключено, что его властные полномочия могли быть ограничены по сравнению с правами других младших князей – “подручников” великого князя Владимирского. Пребывание в Городце великокняжеского наместника, наблюдавшего за действиями Юрия, нельзя исключать совсем, но, во всяком случае, о таковом в источниках ничего не сказано. Молчат древнерусские источники и о составе Городецкой округи в этот период».
Там, где молчат летописи, слово берут краеведы, которым никто не запрещает проявлять полет фантазии, опираясь на знания о главных героях и ситуации в регионе.
Селезнев рассказывает о путешествии Георгия в Городец, имевшем, по мнению историка, прямое отношение к основанию Нижнего Новгорода: «Наскоро погрузившись в ладьи, Юрий и его близкие поплыли вниз по Клязьме, затем по Оке. На устье Оки необходимо было сделать остановку, поскольку дальше предстояло идти против течения. Красота этого места не могла оставить равнодушными изгнанников. Симону же, вероятно, бросилось в глаза сходство Дятловых гор с кручами правого берега Днепра, на которых вознесся Киев. Возможно, именно тогда у Юрия Всеволодовича возникла мысль заложить здесь город». Версия вполне правдоподобная.