1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода

Мстислав Удатный с братом 24 апреля подошел к стенам Владимира. Карамзин, чьи симпатии тоже целиком на стороне этого князя, писал: «Великодушный Мстислав не велел гнаться за Георгием и Ярославом, долго стоял на месте битвы и шел медленно ко Владимиру. Чрез два дня окружив город, сей Князь в первую ночь увидел там сильный пожар: воины хотели идти на приступ, чтобы воспользоваться сим случаем; но человеколюбивый Мстислав удержал их».

Автор «Повести» уверяет, что ростовские князья – без Константина Всеволодовича (интересно, где он был в это время?) – «осторожно подошли к Владимиру и, объехав его, остановились в воскресение до обеда, и решали, откуда взять город. И в ту же ночь загорелся в городе княжий двор, и новгородцы хотели вторгнуться в город, но Мстислав не позволил им этого, а во вторник в два часа ночи загорелся весь город и горел до рассвета. Смольняне же просили:

– Вот, кстати, нам сейчас взять город.

Но Владимир не пустил их. И обратился Юрий с поклоном к князьям:

– Не трогайте меня сегодня, а завтра я выеду из города.

Утром же рано выехал Юрий с двумя братьями, и поклонился князьям, и сказал Мстиславу и Владимиру:

– Братия, кланяюсь вам и бью челом: дайте мне жить и накормите хлебом. А Константин, мой брат, в вашей воле.

И дал им многие дары, они же даровали ему мир. Мстислав же и Владимир рассудили их: Константину дали Владимир, а Юрию – Городец Радилов».

В летописях также можно найти информацию о двух пожарах во Владимире в эти дни. Филатов на этом основании даже делал такой умозрительный вывод: «После поражения Юрий Всеволодович не нашел поддержки в своем стольном Владимире, где горожане не только не защитили князя, но и дважды поджигали его дворец».

В летописях есть и немного другая версия развязки. «Князь же Юрий выслал из города к князьям с челобитьем:

– Потерпите меня сегодня, а завтра уйду из города, только не выдайте меня брату моему Константину.

Утром же рано вышел из города князь Юрий с двумя сынами своими и поклонился князьям Мстиславу и Владимиру:

– Вам, братья, кланяюсь, а Константин, брат мой, в вашей воле.

Они же дали ему мирно уйти». То есть, по этой версии, Георгий Всеволодович просил только не отдавать его в руки Константину, в Городец его никто не отправлял, а вопрос о том, как и зачем он туда попал, оставался открытым.

Вот так решилась судьба владимиро-суздальского великого княжения. В тот же день Георгия Всеволодовича и весь его двор сплавили по полноводной Клязьме в выделенный ему в удел Городец, что было больше похоже на не очень почетную ссылку. Причем вместе с ним в эту ссылку отправился и архипастырь – епископ Владимирский Симон. Карамзин замечал: «В числе немногих друзей отправился с ним Епископ Симон, знаменитый не только описанием жизни святых Иноков Киевских, но и собственными добродетелями; обязанный Георгию саном Святителя, он не изменил благотворителю своему в злополучии. Сей Князь в 1215 году учредил особенную Епархию для Владимирской и Суздальской области, не хотев, чтобы они зависели от Ростова».

Понятно, что у Константина уже был свой кандидат на Владимирскую епархию. Но все-таки следует подчеркнуть, что Симон сам сделал свой добровольный выбор, последовав за Георгием Всеволодовичем в Городец. Тем самым епископ недвусмысленно дал понять, что считает законным обладателем владимирского престола именно Георгия, а вовсе не Константина. Это было неприятной новостью для старшего брата и заметно укрепляло – на будущее – позиции брата меньшего.

«И так, поспешно забравшись в ладьи, владыка, княгини и все люди отправились вниз по реке. Сам же Юрий вошел в церковь Святой Богородицы, поклонился гробу своего отца и, плача, сказал:

– Суди Бог брата моего Ярослава – он довел меня до этого».

И уже только после этого во Владимире появился Константин Всеволодович.

«Проводивши Юрия, владимирцы – духовенство и народ – пошли встречать нового князя, Константина, который богато одарил в тот день князей и бояр, а народ привел к присяге себе».

Но был ли действительно Константин всего лишь безучастным и безгласным свидетелем того, как смоленские князья решали судьбу его, княжества и Георгия Всеволодовича? Карамзин так не считал, он уверял, что Мстислав Удатный и Владимир Псковский, взяв дары от Георгия, «были посредниками между им и Константином».