13 дверей, за каждой волки

Она держала рюмку обеими руками, словно согревая: «Что, если он не раскается? Что, если скажет, что снова поступил бы так же?»

«Любил тебя?»

«Причинил мне боль».

Я забрала у нее бурбон, допила, перевернула рюмку и швырнула на стойку.

«Тогда, – сказала я, – мы его убьем».

Король-дракон

Маргарита опять исчезла, что ей было свойственно, хотя на этот раз я не сомневалась: она вернется. Но мы скучали по ней у голубого домика среди моря кирпичных, скучали по ней у озера, скучали по ней в баре, скучали по ней в библиотеке. Блондин перестал приходить и читать «Хоббита», но это больше не было проблемой. Я нашла книгу на полке и рассказала себе историю о падающей книге, раскрывающейся прямо на нужной главе, на том месте, где мы остановились. Я прочитала Волку десятую главу, поведала ему о хоббитах и тринадцати гномах в бочках, плывущих по реке из Лихолесья. Бильбо видит Одинокую гору – место их назначения, но река выносит их к Озерному городу. В Озерном городе Бильбо выпускает гномов из бочек. Торин идет в ратушу и объявляет, что он потомок Короля-под-Горой и вернулся, чтобы провозгласить себя королем. Жители Озерного города слышали предания о золотых реках в правление Короля-под-Горой до того, как пришел дракон Смауг. И люди возликовали.

В «Бермане», однако, не было никакого ликования, только печатание, печатание и печатание. Когда Фрэнки ложилась спать, в ушах стояло клацанье пишущей машинки. Запястья и спина ныли, перед глазами все расплывалось. Ей нравилось получать деньги (хотя ей мало что из них перепадало), но ей начинало казаться, что ее мозг выжимают, как губку.

Однажды мистер Гилхули высунул лысую голову из своего кабинета. Фрэнки решила, что он, как обычно, позовет Ванду, но он пролаял:

– Кто из вас Мацца?

Фрэнки так испугалась, что не ответила. Она работала здесь уже несколько месяцев, и никто, кроме Ванды, не называл ее фамилию. Другие девушки уже завели здесь подруг, а Фрэнки не знала, о чем с ними говорить. Она старалась как могла, но все равно немела и смущалась перед людьми, не выросшими в приюте; людьми, которых никогда не пороли и стригли; которые всегда ходили куда хотели и когда хотели и которые были свободными; и она каждый раз злилась. Ее пугало, что она никогда не сможет освоиться в этом мире. Что он чересчур велик и в то же время чересчур мал и что она всегда будет дергать дверную ручку, пытаясь выйти наружу.

Лысая макушка мистера Гилхули порозовела.

– Мацца!

– Это я, – пискнула Фрэнки.

Он всмотрелся в нее сквозь толстые стекла очков.

– На прошлой неделе я потерял секретаршу. Выскочила замуж, когда ее солдат вернулся домой. Ванда говорит, ты умеешь стенографировать.

– Д-да, – заикнулась Фрэнки. – Да, сэр.

– Почему бы тебе не зайти сюда и не попробовать, что скажешь?

Его розовый скальп светился, а Фрэнки силилась понять, что он имеет в виду. Чтобы она стала его секретаршей? Начала прямо сейчас?

– Ну что? – спросил он.

– Э… да, – с запинкой ответила она.

– Тогда бери блокнот – и живо ко мне.

Он исчез в кабинете. Фрэнки нашла в столе блокнот, ручку и пошла в кабинет мистера Гилхули. С каждым шагом внутри у нее все скручивалось в тугой узел. В машинописном бюро она справлялась, она была хорошей машинисткой, и никто не обращал на нее особого внимания, что ее вполне устраивало. А что, если мистер Гилхули вспыльчив? Что, если он такой, как Дьюи с его горчичными, похожими на наждак глазами? Что, если он выходит из себя, как сестра Джорджина? Что, если ей придется работать с ним весь день взаперти, в его маленьком кабинете, напуганной, как бродячая кошка?

Когда она добралась до кабинета мистера Гилхули и постучала в дверь, коленки у нее издавали дробь громче пишущей машинки. В горле пересохло. Мистер Гилхули бросил на стол бумагу и почесал лысину. У него был сердитый вид.

– Входи, входи, – махнул он Фрэнки.

Она сделала несколько шагов и остановилась перед его столом.

– Ну что, садись, – велел он.

Она села.

– Готова?

Она тяжело сглотнула и показала ему ручку.

– Умница, – сказал он бумагам на столе. – Умница. Сейчас найду… а, вот.

Он взял лист, который искал, и протянул Фрэнки. Даже здесь, в кабинете, был слышен громкий стук пишущих машинок.

– Даже мысли заглушает! – возмутился мистер Гилхули. – Можешь закрыть дверь?

– Что? – переспросила Фрэнки.

– Дверь, – повторил он, вскидывая брови, словно говорил с глухой. – Закрой дверь.

– О, конечно.

Она положила блокнот с ручкой на стул и подошла к двери. Схватилась за ручку и надавила, но дверь не закрывалась полностью. Зачем ему понадобилось закрыть дверь? Ноги в добротных туфлях зачесались, побуждая бежать, пока не поздно.

– К ней нужно прижаться, – сказал мистер Гилхули.

Она не хотела прижиматься к двери, не хотела закрывать. Зачем ему нужно, чтобы она закрыла дверь? Она надавила сильнее, но дверь не поддавалась. Во рту стало сухо, как в пустыне, сердце неистово колотилось.

– Нет, к ней правда надо прижаться. Дерево разбухло от жары.