Все так. Она хороший человек, Вера. Добрая и отзывчивая. Легкая. Ужасно неприкаянная только. Несамостоятельная, хотя, если подумать, то странно так говорить о человеке, уже полгода на себе дом с хозяйством держащем. Опять же, по словам Иры, Вера ее чуть ли не больше мамы воспитывала, а жену какой-какой, но несамостоятельной назвать нельзя. Так что и с самостоятельностью у Веры, наверное, все могло бы получаться. Просто… От одиночества это все. Добрый, светлый человечек, которому просто не повезло найти своих людей вне родни.
– Ты извини, что я редко бываю…
– Да ладно… – Чтобы не наедаться перед парилкой, мы легко перекусили салатом и теперь, ожидая температуры, пили холодное легкое пиво. – Ириша говорит, у тебя работы много, я понимаю… Что у тебя самого вообще нового?
– Работа. Раскручиваем шефа на новое оборудование, вот и все новости. – Я усмехнулся. Потрескивали дрова – единственный звук, нарушающий накатившую на участок тишину. Я только сейчас по-настоящему почувствовал, как все-таки устал за неделю. Говорить не хотелось. Ни о работе, ни вообще. Но Вера заинтересованно ждала. – Мы у одной немецкой фирмы нашли практически идеально нам подходящую систему переработки. Если ее поставить, то все – можем экспериментировать, не жалея материалов, можем уже выпущенные убыточные линии пустить на популярное производство, можем из неугодного и неудачного творить что хотим. Но, естественно, аппаратура денег стоит. Шеф пока думает. Говорит, нужно найти, как перераспределить ресурсы, свободных денег у компании нет. Ждем…
– Понятное дело… – Вера медленно кивнула. – Чтобы из чего-то готового что-то другое сделать, всегда дополнительные силы нужны. Чем-то приходится жертвовать. Но, мне кажется, на нужное дело…
Свояченица замолчала. Покрутила в руках бокал, глядя на меня, и решительно кивнула.
– Мне кажется, тут нечего думать!
Ее поддержка мне искренне польстила.
– Спасибо! Мне тоже кажется, что тут нечего тянуть… – Я поднялся и нашел взглядом за стеклянной дверью термометр. – Ну что, можно идти…
Постелила мне Вера в гостевой на втором этаже. Когда-то тут была комната Ирины и, естественно, сюда же заселяли нас, когда Ирина уже не жила здесь, а только иногда гостила. Тут еще сохранились ее подростковые книги, какие-то школьные тетради, пара плакатов на стенах. Уже готовый ко сну, я подхватил случайную книгу, раскрыл на середине. Какие-то рассказы. Протопленный воздух, сохранившееся в теле тепло бани, пропитавший дом сладковатый, неуловимо что-то напоминающий запах, ветер за окном… Я заснул.
Проснулся я бодрым, отдохнувшим за всю неделю. Спал, по ощущениям, часов десять, не меньше, но в комнате было по-прежнему темно, в лицо мне светила луна. Попытался нашарить телефон, но не хватило длины руки.
– Хорошо, что ты приехал, Андрюша. Спасибо тебе. – Луна покачнулась, и оказалось, что это старый, еще советских времен ночной светильник-колобок.
– Тамара Васильевна, как он у вас сохранился? – Во мне проснулся профессиональный интерес. Мы как-то хотели запустить похожую партию, сыграть на ностальгических чувствах новых родителей, но не сумели раздобыть ни одного образца. Хотя чуть ли не у каждого из работников фабрики когда-то такой был, если не дома, то у бабушек. Как же так, я Виталину бабушку не спросил…
– Мы с Валей многое сберегли… – Теща повела светильником, и я почувствовал, как она присаживается ко мне на кровать. От нее пахло гнилью и плесенью, но это не раздражало. Свет «колобка» заставлял трупные пятна вокруг выразительных глаз играть причудливыми тенями. Смотрела она на меня с нежностью. – Для Веры. И Верушу тоже сберегли…
Я обиделся за жену.
– Почему же для Веры? А Ира? А Виталик, в конце концов, внук?
– Ирка – отрезанный ломоть, к тебе ушла, сама выбрала… – Не давая мне сказать, теща положила мне свободную руку на губы. Во рту появился приторный вяжущий привкус. Тамара Васильевна продолжала: – А за Верушу мы всегда в ответе… Были, будем…
Она провела рукой повыше и стала гладить меня по волосам. Навалилась сонливость.
– Спасибо, Андрюша, что приехал. Спасибо, что помогаешь…
Казалось, что под кожей ее пальцев что-то непрерывно движется, шевелится. Живет. Это было приятно. Как массаж, который мне однажды делали в Турции. Мы гуляли по городу вчетвером – Ира, Вера, я с маленьким Виталиком на руках – и попали в прицел зазывал какого-то салона. Девушки почему-то застеснялись, тогда я, чтобы подбодрить их, сказал, что тоже пойду. Меня побрили, постригли, повели на массаж головы. Кажется, я уснул.