13 мертвецов

– Так. – Я наконец-то поднялся и, не допуская новой порции слез, обнял ее. Крепко обнял, на случай, если слабость вернется и мне самому нужна будет поддержка. – Запомни. Никто с тобой не возится. Ты – наша семья, мы всегда будем с тобой. И… Действительно, подумай над моим предложением.

После обеда с утра занимавшаяся делами по дому Вера присоединилась ко мне, и дело пошло быстрей. К тому же стало меньше припекать солнце – на раскаленную голубизну наконец-то набежали куцые облачка. Я все думал о той слабости за столом. Солнечный удар, не иначе. Лопатой на самом солнцепеке размахивать, камни в июльскую жару ворочать – все-таки не пассивный отдых. Особенно с непривычки. Хорошо, что облака. И ветерок какой-никакой образовался.

Мы работали молча. Несколько раз я ощущал на себе короткие, то ли вопросительные, то ли напряженные взгляды Веры. Наконец, ближе к вечеру, она выдохнула:

– Наверное, ты все-таки прав…

– Чего? – В тот момент у меня в голове оставалась единственная мысль: конец близко! Одиннадцать плит! Десять…

– Может, мне и правда с вами лучше будет… Если я вам, конечно, не помешаю…

– Конечно лучше! – Я увлеченно топтался по предпоследней плите. – Вот завтра вместе в город и вернемся!

Вечером мы снова пошли в баню. Я расспрашивал Веру, предлагал подумать, чем бы она все-таки хотела заниматься. Вера вздыхала и растерянно отводила глаза. В общем, понятно – человеку под сорок, поздновато для вопросов самоопределения. В конце концов я перестал давить: она и так на большой и страшный шаг решилась. Осмотрится, разберется. Поживет у нас, потом поселится где-нибудь в городе, дом продадим… Зря, конечно, получается, целый день корячился, но зато еще пару заходов в баньку после трудового дня – и спать буду как младенец…

Как будто запеленали. Я лежал бездвижный и смотрел, как напротив меня теща ковыряет длинным перепачканным в земле ногтем в пустой глазнице. За ее спиной виднелась кладбищенская ограда. Я испугался. Понял, что лежу не на кровати, а на общем семейном надгробье Тамары Васильевны и Валентина Петровича. По позвоночнику пробежал холодок. Я изо всех сил пытался пошевелиться, но тщетно. От напряжения проснулся. Тамара Васильевна по-прежнему была рядом, в комнате, сидела у меня в ногах, пудрилась, смотрясь в карманное зеркальце.

– Возраст, куда от него спрячешься… Сплошные морщины… Может, и хорошо, что кожа сходит, может, без нее в таком возрасте и лучше, как ты считаешь? – Она нагнулась ко мне, потянулась к моему лицу длинными и твердыми, почти лишенными мяса пальцами.

Дернувшись во сне, я проснулся. Левую скулу саднило – видимо, ворочаясь, оцарапался о раму кровати. Потрогал – мокро. Неужели до крови? Нащупал телефон на тумбочке, включил фронтальную камеру. Нет, не кровь. Что-то желтоватое. Сукровица, гной. Кожа лопается. Потерев щеку пальцем, я наблюдал на экране, как на месте оставшегося на подушке кусочка кожи на лице зияет темно-красное пятно. Бестолковая Веруша все-таки, только зря деньги на всю эту косметику потратила. Все равно не держится, да и кто в гробу любоваться будет? Тамара! При мысли о жене заныло где-то в груди. Так, это уже было… Холодно. Душе чего-то хочется. Последний раз увидеть. Тамарка-Тамарка, что ж ты так глупо-то? Сердце… Кажись, снова умираю… Выручай, сынок!

Я проснулся. Светало. Часовая стрелка еще не добралась до шести. В пересохшем за ночь горле першило. Хорошо хоть голова в этот раз не болела. Я, помня о прошлой ночи, оставил все-таки окно открытым, зато попросил у Веры второе одеяло. Так что и не замерз, только, кажется, пару раз ночью просыпался от тяжести двух одеял. Хотя, может, дело и не в одеялах, просто мышцы после нагрузки ноют. Ладно. Главное – выспался. Несмотря на рань, досыпать совершенно не тянуло.

Открыв дверь комнаты, с удивлением понял, что и Вера уже не спит. Где-то внизу скрипели доски, что-то стучало. Дом шевелился. Я пошел на звук. В главной комнате Вера потерянно ходила между тремя чемоданами.

– Сорок лет живу, а ничего своего нет… Или мамино, или мамой подарено… – Она устало мне улыбнулась. – С добрым утром! Ты чего так рано встал? Я разбудила?

– Да нет, просто… – Пока спускался, бодрости во мне удивительно поубавилось. Но не возвращаться же назад… Хотелось пить. – Я себе кофе сделаю. Ты будешь?

Через пару минут вернулся в комнату с порциями кофе и травяного чая. Вера, встречая меня, с карикатурной торжественностью встала. Протянула мне пару коричневых плотных носков.

– Дорогой, уважаемый Андрей, прими с благодарностью и от чистого сердца! Сто лет носи не сноси, меня помни!

Вера явно смущалась и, борясь со смущением, гримасничала. Я, едва не пролив напитки, засмеялся. В последний момент успел поставить кружки. Вера, улыбаясь, пояснила:

– У меня материала после Ириши и маленького совсем немного осталось. Мог шарф выйти, но зачем тебе летом шарф?..