Едва смог дотянуться до будильника – так сильно во сне сжимала меня Ирина. Голова на моем плече, волосы разбросаны по моему лицу – то-то мне под утро пауки снились. Все-таки зря я себя вчера накручивал. Тоже соскучилась. Я аккуратно высвободился. Жена сладко причмокнула и, как насытившийся материнским молоком щенок, от меня отвалилась. Я прошел в ванную. Умылся. Поставил чайник, пока тот закипал – переоделся. Как там Виталик? Он тоже не привык к гостям, особенно ночующим в его комнате. Я зашел к ним. Вера склонилась над колыбелью, обе руки внутри, как будто опирается на что-то. Лица со спины не видно, только бантики на коротких косичках подергиваются.
– Мальчишки плохие! Мальчишки гадкие! – повторяет упрямый голос. – Хочу одна! Хочу одеяло маленькому поправить, он его всю ночь на меня сбрасывает…
Вера, повернувшись, улыбнулась мне.
– С добрым утром. А ты чего такой бледный, Андрюша? Плохо спал?..
– Да вроде нормально… Снилась ерунда… Дичь… – И, кажется, до сих пор не отпускает. Я потряс головой. – Я чайник поставил. Позавтракаешь со мной?
За кофе я рассказывал Вере, как год назад мы отчаянно искали эти светильники-колобки и ни одного не нашли. Хотя, оказывается, под носом были. «Колобок», естественно, оказался памятью из детства, сохранила его мама… Как я и предполагал. Потом Вера спросила, удобно ли мне в носках, и ее вопрос поставил меня в тупик. На работу я надеваю черные стандартные носки, стопка таких всегда лежит в ящике, беру не глядя. А сейчас, получается, Верина пара попалась. Не заметил. Вообще, мне было не до носков. Из головы все никак не шел утренний бред. Такого со мной еще не было… Перед самым выходом я не выдержал.
– Вер, глупый вопрос, но… У вас с Ирой же больше братьев и сестер нет?
– Нет, – Вера удивленно покачала головой. – Только мы, ты же знаешь.
– И не было? – Спрашивая, я чувствовал себя одновременно идиотом и подлецом. Ужасно глупо такое спрашивать. Глупо и ужасно. Но несколько минут назад я видел, как пятилетняя девочка душила младенца в комнате, где не было никого, кроме Веры. И моего сына. Вера задумалась.
– Знаешь, а ведь… Я бы сама и не вспомнила, но, кажется, еще до Ириши был маленький… Совсем недолго, очень слабый, и мама с папой потом не любили вспоминать, сам понимаешь… А откуда ты…
Действительно, откуда?
– Просто подумал, что ваши родители похожи на такую пару, у которой должно быть много детей. Но… – Но я очень хотел закончить разговор, который сам же начал. – Зато они вас очень любили…
– Да, очень… – Подбородок Веры задрожал, а я, не дожидаясь продолжения, сбежал из квартиры. Ужасно. Глупо. Ужасно глупо было бередить раны свояченицы. Ужасно, что в голове продолжало стучать: «Мальчишки плохие! Мальчишки гадкие!» Ужасно, что она остается в квартире с моим ребенком и женой. Ужасно, что я это подумал…
Я сел в машину, завелся, но никак не мог передвинуть рычаг. Вера. Вера, славная, милая Вера, о которой тесть любил рассказывать, что не было на свете ребенка добрее и ласковее?.. Бред! Но даже если так – взрослая Вера, желающая зла своей сестре и племяннику, двум единственным оставшимся у нее кровным родственникам?.. Бред вдвойне! И все же уезжать не хотелось так же сильно, как возвращаться домой и оставаться с ней под одной крышей. Хотя… Все-таки возвращаться не хотелось сильнее. Я выехал со двора.
Весь день я был как на иголках. Постоянно писал жене. Ира, не привыкшая к такому назойливому вниманию с моей стороны, удивлялась. У них все было хорошо. Они гуляли по городу. Ели в кафе. Виталик не пропускал ни одной игровой площадки. Виталик выклянчил кино, в кино – уснул. Они дома, чаевничают. Ждут меня. Любят.
В коридоре по-прежнему было чисто и пусто, как будто мой ребенок за неделю болезни научился ценить мамин труд или, по крайней мере, ценить спокойствие больше беспорядка и конфликтов. Сам Виталик, заслышав меня, выбежал из комнаты и с криком «Папа!» повис у меня на шее. Крепко-крепко обхватил своими маленькими ручками и ножками в штанишках с изображением щенков из какого-то мультфильма.
– Дай отцу раздеться. Он же устал! С работы пришел, понимать надо. – Ирина, неодобрительно покачивая головой, вышла из кухни. На ней было все то же коричневое платье, поверх которого жена накинула смутно знакомый платок. Чудом сохранив равновесие, я разулся и, придерживая сына, подошел к ней.
– Да ладно, я тоже соскучился. А ты зябнешь? Устала за день?
– Это? – Ира провела щекой по платку на плече. – Просто с Верушей вещи разбирали, нашли. Мамина. Я эту шаль всегда очень любила.
На последней фразе у жены дрогнул голос. Я обнял ее свободной рукой, второй покрепче перехватив Виталика, упорно пытавшегося переползти мне на спину.
– Спасибо, Андрюша. – Ира отстранилась, глубоко вздохнула и продолжала как ни в чем не бывало: – А этот обормот по всем горкам и песочницам в районе прошелся. Чумазый был… Не понимаю, как нас вообще в кинотеатр пустили. Вернулись – сразу все в стирку отправила, а его самого – в душ.
– Значит, выздоравливает. – Я улыбнулся. Мы с висящим на мне сыном прошли в гостиную. – Привет!