Индейцы спасли меня. Целый год я прожил в их племени. А вернувшись к белым людям, своим собратьям, узнал о трагической судьбе Лост-Лимита.
Трапперы наткнулись на вымерший, заваленный костями поселок. Поднялась шумиха. Солдаты нагрянули в Ад. Я говорил, нас было пятьдесят три. Пятьдесят один – если исключить нас с Ванессой. Но в крепости насчитали сорок два скелета. Сорок третьим поселенцем была пропавшая в метели жена мистера Трейси, но все равно не хватало восьми человек. Восьми взрослых.
Я убил отца, но преподобный и семь патриархов ушли, доев остальных. Тщетно солдаты прочесывали лес. В лесу есть бездонные ямы, способные спрятать демонов.
Тридцать лет спустя группа вулферов наткнулась на громадное существо, терзающее медведя. Они описывали „огромного скелета с черными глазами“. Вулферы открыли огонь. Пули попадали в цель, но чудище продолжало двигаться и атаковало их. „Скелет“ издох, когда свинец пронзил его мозг. Многие посчитали, что останки, выданные вулферами за „труп настоящего сасквоча“ – подделка. Останки к тому же вскоре сгорели вместе с передвижным балаганом, где выставлялись. Но я уверен, это был один из каннибалов Лост-Лимита.
Мистер Трейси или мистер Дюфандер. Или сам Девенлоп.
Шестнадцать лет назад в Арканзасе я подобрал девочку, чьих родителей убили кайова-апачи. Я должен был оплатить долг перед краснокожими, и я воспитывал ее как родную дочь. Но несколько раз, сэр, глядя на спящего в кроватке беззащитного ребенка, я слышал в голове голос проповедника: „Плоть младенца есть путь к спасению“. Мой рот наполнялся слюной, и я истязал себя плетью и раскаленным железом, чтобы не думать об этом. Не думать о том, какими вкусными бывают дети…
Я закончил свою историю, сэр, мистер Пирс.
Теперь спрашивайте».
Восковой столбик стек на половицы, огонек спазматически плясал. Тени ерзали по гнилым стенам хибары, по морщинистому лицу Дефта. Пораженный до глубины души, Пирс молчал. Его детство было адом, но он и представить не мог, через что прошел этот старик. Какие горести выпали на его худые плечи.
Исчезновение сестры, убийство отца, кровавые жертвоприношения в общине садиста. Даже если только треть из услышанного – правда, волосы зашевелятся от ужаса.
Вымотанный страшным откровением, старик тяжело дышал.
Пирса прошиб пот. Он вытер капли со лба и кашлянул, потом спросил:
– Но зачем ты вернулся?
– Из-за снов. Они не оставляли меня, а в последние годы мучают чаще. Кошмары, в которых люди заново заселяют крепость. И что-то смотрит на них из чащи. Подбирается ближе…
Дефт снял бизонью куртку, расстегнул теплую рубаху.
– Кол проткнул меня насквозь в той яме. Два месяца назад рана напомнила о себе. Рубец раскрылся.
Пирс взял с подоконника огарок и поднес к дряблому стариковскому торсу. Рука его дрогнула. Под левой ключицей Дефта зияла овальная дыра, в нее можно было просунуть два пальца. Пирс видел влажное нутро цвета морской раковины. Шрам окантовывал твердый гребешок, и что-то крошечное росло внутри, на слизистом краю, будто…
«Зуб!» – Пирс оцепенел.
Да, под ключицей старика расположилось подобие рта с губами и единственным кариозным резцом. А розоватый комочек внутри… это язык?
– Он разговаривает, – голос Дефта надломился. – Он читает главы из Евангелия Девенлопа. «Бог – это едок. Желудочный сок – елей».
Глядя на тошнотворное отверстие, Пирс поверил каждому слову старика.
– Ты рассказывал падчерице?
– Я делюсь с ней всем. Она приняла решение за нас двоих.
Свеча погасла, словно огонь не желал освещать эту скверну. Тьма в данную минуту была предпочтительнее. Во тьме старик произнес тихо и твердо:
– Я вернулся, чтобы сжечь Ад дотла.
Сердце Пирса пропустило удар. На улице закричала Малка.
Пламя факелов озаряло двор, соперничая с тлетворным сиянием луны. Форт пропитали эманации смерти и горя, аура разложения, миазмы зла. Все эти доски и бревна были выпачканы кровью. И скрывали они не богатства, а гибель души.
Мердок шагал по двору в своем приталенном пальто, с двенадцатизарядной винтовкой в одной руке и смоляной шевелюрой Малки в другой. Он за волосы волок девчонку по тротуару. Холеное лицо Мердока приобрело цвет свеклы, рот кривился от ярости. Плисовые бриджи сползали с узких бедер, не поддерживаемые ремнем.
У Малки была разбита губа. Красный ручеек струился по подбородку. Но не страх, а ярость читалась в ее глазах. Индианка сучила ногами и пыталась вырваться.
На крыльце французского дома Эллисон и Мерфи наблюдали за сценой.
– Не тронь ее! – закричал Дефт.
– С дороги! – Мердок направил винтовку ему в живот.
– Спокойно, – сказал Пирс, оттесняя старика. – Что здесь творится?
– Эта сука, – Мердок дернул Малку за волосы, она невольно ойкнула, – настоящая ведьма. Подсыпает нам в чай какую-то гадость. Траву, от которой не стоит.
Эллисон хохотнул в кулак.
– Что смешного? – вскинулся Мердок.
– Не получилось присунуть сучке, и ты решил убить ее?
– Всегда получалось! Пока она не отравила меня!
Пирс выступил вперед. Детали сложились, картина прояснилась. Мердок намеревался изнасиловать Малку, но потерпел фиаско и был взбешен.
– Отпусти ее, – миролюбиво сказал Пирс.