13 странных историй о любви и смерти

Он хотел бы встретить ее в Лондоне. Туманным утром в кофейне. Он представлял себе черно-белый интерьер, имперские сувениры на стенах. Никаких бумажных стаканчиков. Стекло. Горечь. Темза.

А Манхэттен не подходил. Не годился. Слишком обыкновенно и буднично. Ведь они уже встречаются здесь. Они каждое утро проезжают одну остановку на метро. Вместе. От Эстор плэйс до Юнион сквер. Дальше ему на 16-ю, на Вест сайд. А куда ей? Он не знал. Она оставалась в вагоне. И она смотрела ему вслед. Он был в этом уверен. Поправлял свою шляпу, выходил. Она так и называла его – Шляпник. Хотя, в самом деле, он редко носил шляпу. Он не любил головные уборы. Он был хайр-стайлист. В Питере он был бы парикмахер. Но он не в Питере сейчас. Скажу больше, он не был в Питере. И не планировал. В Лондон – да. В Питер – нет. Сколько ему сейчас? За пятьдесят? Кажется. Хотя, я бы ему не дал больше 45. Но здесь не я решаю. Здесь и сейчас. И не она. Она смотрит ему вслед. Шумные двери закрываются. Рывком трейн начинает движение. И безопасные шесть футов сошиал дистанс быстро становятся ярдами. Милями. Днями и годами. И она смотрит ему вслед.

Спустившись под землю, на Эстор плейс, он всегда оглядывался. Хотя знал, где она. Каждое утро он искал и находил ее рядом. Неизменные тринадцать колонн от турникета. Неизменный взгляд в тоннель, в ожидании трейна. Она стояла прислонившись к колонне. Ждала. Несколько раз он, кажется, делал движение ей навстречу. Но её очки. Как стена, о которую он бился. И хотя мы с тобой знаем, что дело не в очках, но пусть будет так, как знает он. Мой друг Джейсон. Я не хотел говорить его имени. Но сказал. Это потому, что история не обо мне. Ты знаешь. Забудь его имя потом. После.

Странные её очки, вечно бликующие. Он не видел ее глаз. Никогда не видел ее глаз. Как будто они закрыты. Как будто она спит. Поэтому он называл ее Соня. Про себя. Про неё. Поэтому он хотел протянуть руку и снять с нее эти очки. Заглянуть ей в глаза. А потом поправить волосы. Он ведь хайр-стайлист. Он любил и умел поправлять волосы. Его руки мастера проваливались, проникали, проскальзывали в самые запутанные и густые заросли. И когда смуглые сильные пальцы, поросшие коротким жёстким волосом выныривали – все преображалось. У него были десятки расчесок, стальных, деревянных, из кости и пластика. У него были тысячи невидимок, заколок и зажимов. В его черном кожаном чемоданчике. Много инструментов. Но дело было в его пальцах. Волшебных пальцах мастера. Смуглых и сильных, с запахом табака.

Он бы хотел коснуться её лица. Провести линию от виска, где душка ее очков поднимала прядь волос, до безупречного античного подбородка. Гладкая нежная кожа, высокие скулы. Красивая. Очень красивая. Для него. Он хотел бы узнать её. Не здесь. Не здесь, где в маленькой квартире северного Бруклина его ждала жена. Не здесь, где жили ее кошки, на восьмой стрит, на четвертом этаже.

Почему? Если ты скажешь мне почему, я расскажу тебе, как они встретились…

Ты не скажешь. Ты не можешь этого знать. И я не расскажу о том, как он взял ее лицо в свои руки. Аккуратно и бережно. Как умели только его руки. Сильные пальцы поросшие коротким жёстким волосом. Не взял. Не расскажу.

Мы не делаем этого. Не берём, когда нужно взять, не кричим, когда хотим кричать, не пьем, когда через край. Сжимаем зубы, когда небо прислушивается к нашему голосу.

Не в Лондоне дело. Всегда есть какой-нибудь Лондон. Какой-то далёкий Стамбул или Прага. Всегда. Ты знаешь, они не для этого. Они не будут ничего делать вместо тебя. И если Джейсон не сделает свои пять шагов против движения трейна к тринадцатой колонне от турникета. Если он не шагнет, я тоже ничего не смогу сделать. И ты. И Манхэттен. И мы не увидимся в Лондоне.

В Лондоне. В кофейне. Где Джейсон никогда не был. И где он уже никогда не будет. Уж по-крайней мере, это я могу сказать тебе точно. Он никогда не подойдёт к ней. Она никогда не поймет, почему смотрит ему вслед. И будет называть его Шляпник. Мой Шляпник. Это не Лондон, милая Соня. Не Лондон.

8. Там, где белые птицы

Что ты знаешь о птицах? Немного. А вот она знала все. Орнитолог? Не совсем. Если я скажу, что дело не в этом, ты поймёшь. Я ведь часто так говорю. Значит, не в этом.

Она говорила, что есть такое ущелье в горах, на самом краю, на границе. Дикие места. Дикие люди. Скалы. Через это ущелье они летят. Не скалы и не дикие люди. Нет, конечно. Птицы. Белые птицы. Они летят сплошной белой волной между скал. Кричат. Шумят ветром, который запутался и бьется в их несущемся сплошном потоке. Один раз в год. Один день в начале апреля. Летят только весной. Только в одну сторону. Ведь и волна тоже только в одну сторону. Ты знаешь. И многие вещи в жизни только в одну сторону. К несчастью. К счастью.

Она говорила, что каждый год, каждый раз встречает там их. Ждёт. Смотрит. Слушает. Взлетает с ними – я смеюсь – она не смеется.

Это красивая история, правда? Ты же знаешь, я люблю красивые истории. Красивые истории и вопросы, на которые не всегда находятся ответы.