– Мама, мне уже тринадцать лет!
Тон матери становится жестче:
– Вот именно! Ты ведь в четвертом классе[13]
, уж куда серьезнее!Он закатывает глаза.
– Ты это твердишь каждый год; послушать тебя, так уже в младшей группе детского сада начался самый важный год в моей жизни! Интересно, а когда наступит
Мать широко открывает рот, как будто собирается закричать, но в последний момент берет себя в руки. – Хорошо, – говорит она ледяным тоном. – С сегодняшнего дня ты будешь показывать мне дневник и я сама буду проверять, что ты выучил.
– Но мама…
– Никаких «но»!
И она добавляет, возвращаясь на кухню:
– И никто не может делать только то,
Он поднимается по лестнице, топая на каждой ступеньке, и с шумом захлопывает дверь своей комнаты. Кто-то звонит с улицы, но он не обращает на это внимания – все равно к нему никто не приходит.
Он вздыхает: пришло время выполнить свою часть договора, который предложил ему Адриан. Он берет чистый лист бумаги и пишет письмо Марион, объясняя в нескольких словах, что он всегда любил ее, но не знал, как ей признаться, и что его замучила эта любовь, которую он вынужден скрывать…
С постера на двери смотрят «Девушки из Авиньона» Пикассо и словно смеются над ним. Постер привезла ему из Барселоны Марион. С холодной яростью он срывает его и рвет на куски. Это не приносит ему облегчения, и он ищет другие подарки Марион.
Вот ее поздравительная открытка, которую он прикрепил к стене булавкой: хоп! Адриен распахивает окно и бросает ее в сад. Шляпа для походов – она подарила ее, вернувшись с каникул, которые проводила с родителями: шляпу тоже вон! В окно летят их детские фенечки, которые они символически переплели вместе, только поступив в школу; комиксы, которыми он обменивались раньше; пакет с записочками, которые они бросали друг другу в почтовые ящики…
Раздается стук в дверь.
– Я занят! – кричит Адриен.
– Я только на минутку! – произносит голос Марион за дверью.
На мгновение его сердце перестает биться.
– Марион! Это ты?
– Нет, болван, это фея Карабос!
Он поднимает с пола грязные носки и кидает их под кровать. Затем быстро прячет десяток рисунков, над которыми трудился в последние дни: серия сцен, как Франка давит грузовик/аэробус/астероид/ гигантский камамбер; его мать с торчащими, как у вампира, зубами, Марион в купальнике, Эмма Уотсон в стрингах…
– Подожди… сейчас… я иду…
Дверь открывается, и она заглядывает в комнату. – Ты тут все рушишь направо и налево?
Письмо! Любовное письмо, адресованное Марион, в котором он все объясняет! Адриен едва успевает положить его на стул и сесть сверху.
– Ты меня не поцелуешь?
Он не может встать из-за письма. И всеми силами старается изобразить равнодушие.
– Мы ведь сегодня утром уже виделись, верно?
Не отвечая, Марион садится на кровать, осторожно отодвигая его пижаму, лежащую поперек. На ней модная облегающая маечка и короткая юбка, которую он никогда не видел. Он смотрит на нее с ненавистью, потому что знает: она так нарядилась для Франка.
– Можно я закрою окно? – спрашивает она.
Он бледнеет и не знает, что ответить. Если она выглянет в сад, то увидит всё, что он выбросил: письма, комиксы, фенечки. Она увидит и обо всем догадается! Похолодев, он смотрит, как ее рука берется за створку окна… но – о чудо! Она закрывает ее, не глядя вниз, и снова садится на кровать.
– Ой! А куда делись «Девушки из Авиньона»? Тебе… тебе не понравился постер?
Адриен неопределенно машет рукой.
– Просто он порвался…
Она смотрит на кусочки бумаги, разбросанные по полу, потом на клочья постера, грустно висящие на двух кнопках… Трудно поверить, что он порвался сам, однако Марион явно не хочет с ним спорить. – Я вижу, ты меня избегаешь. И раз уж отказываешься встречаться у кипариса, я решила прийти к тебе домой. Знаешь, ведь ты мой лучший друг. И если я встречаюсь с Франком, это не значит, что о тебе я и думать забыла.
Адриен кивает, не говоря ни слова. «Вот сейчас самый подходящий момент, – говорит он себе. – Окей, Адриан, я ей все сейчас скажу. Марион, я хочу пойти с тобой в кино, пойти гулять, хочу повсюду быть с тобой. Я думаю только об этом, хочу только этого, я даже спать не могу, потому что все время думаю о тебе…»
– И я пришла, – продолжает Марион, – чтобы поговорить с тобой о Франке.
Адриен теряет дар речи. Слова застревают у него в горле, он чувствует себя беспомощным, парализованным. Ему удается произнести только:
– А… ну да, супер…
Он старается напустить на себя безразличие, а сам до крови сжал ногтями кожу на запястье, только чтобы не разрыдаться.
– Наверное, ты удивился, когда я сказала, что мы теперь пара… – снова начинает Марион. – Я сама думала, что не готова встречаться с парнем… Знаешь, они такие воображалы, все время что-то из себя строят перед девушками…
Адриену хочется крикнуть: «Но я-то не такой! Я никогда таким не был!»