14 встреч с русской лирической поэзией

Муза ушла по дороге,
Осенней, узкой, крутой,
И были смуглые ноги
Обрызганы крупной росой.

Я долго её просила

Зимы со мной подождать,
Но сказала: «Ведь здесь могила,
Как ты можешь ещё дышать?»

Характеристика дороги при помощи трёх эпитетов, участвующих в создании печальной атмосферы. Смуглые ноги Музы, обрызганные крупной росой. Художественная деталь в духе Ахматовой. И слова Музы, предельно жёстко оценивающие ту жизнь, какую она не может не покинуть. Перед нами две пространственные сферы: мир лирической героини, вызывающей ассоциацию с могилой, мир, где нет воздуха, и то, что находится за границами этого мира: дорога, заря, воспринимающаяся как ворота в страну Музы.

А. Модильяни. А.А. Ахматова. 1911

Жизненной конкретики явно не хватает. Но нужна ли она? Ведь в этой лирической миниатюре главное – ситуация прощания: «Я, глядя ей вслед, молчала, / Я любила её одну…», и ощущение страшной пустоты, в связи с чем не пройдём мимо следующей строфы, стоящей в середине стихотворения:

Я голубку ей дать хотела,
Ту, что всех в голубятне белей,
Но птица сама полетела
За стройной гостьей моей.

Птица сама полетела, её не надо было понуждать к полёту, ибо тот мир, в котором она существовала, ей чужд.

Конечно, в этом произведении Ахматовой Муза явно возвышается над лирической героиней, но её решительный поступок воспринимается читателем как вполне реальный.

В рассмотренных выше стихотворениях на месте Муз могли быть далеко не мифологические персонажи. Тем не менее Ахматова пишет о богине, символизирующей поэтическое творчество, вдохновение, Эта богиня оказывает непосредственное влияние на её жизнь, на её судьбу. Таким способом поэтесса подчёркивает особый характер отношений с ней.

Иначе показан этот мифологический персонаж в стихотворении А.А. Ахматовой «Муза» (1924):

Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой

гостьей с дудочкой в руке.

И вот вошла. Откинув покрывало,

Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает: «Я».

Короткий, строгий ответ Музы объясняет, почему само ожидание богини отличается психологической напряжённостью («Жизнь, кажется, висит на волоске»), так как «пред милой гостьей с дудочкой в руке» теряет всякий смысл всё то, что особо ценится в привычной, земной жизни (почести, юность, свобода). Лирическая героиня оказывается в иной системе координат, что её ко многому обязывает.

Центральное место в этой лирической миниатюре занимают последние две строки, из которых становится очевидным следующее: гениальные строки Муза диктует поэту, а он выступает лишь в роли посредника между небом и землёй. Иначе говоря, он не творит, а передаёт высшие смыслы.

Обратим внимание на строгое и одновременно торжественное звучание пятистопного ямба с размеренным чередованием женских и мужских рифм. Отметим и скупость средств речевой выразительности: в стихотворении обнаруживается всего лишь два эпитета, которые мы выделили курсивом (один выражен качественным прилагательным, другой – наречием), в третьей строке встречается повтор слова что, придающий речи интонационное напряжение, так как делает её прерывистой).

Поэтесса создаёт атмосферу строгости, что обусловлено самой ситуацией, определяющей лирический сюжет. Но нельзя не обратить внимание на эпитет, употребляемый поэтессой: гостья названа милой. А это свидетельствует лишь о том, что встреча с Музой желаема, необходима, а зависимость от такой встречи несравненно дороже привычной земной свободы.

Если в пушкинском стихотворении Муза, наполняющая тростник «божественным дыханьем», даёт уроки поэту, творчество которого столь несовершенно (о последнем свидетельствует улыбка Музы, внимающей его игре на свирели), то в стихотворении Ахматовой она ничему не учит, а диктует поэтические страницы.

А вот ахматовское стихотворение с таким же названием, вошедшее в знаменитый лирический цикл «Тайны ремесла» (1936–1960). Всего шесть строк:

Как и жить мне с этой обузой,
А ещё называют Музой,
Говорят: «Ты с ней на лугу…»
Говорят: «Божественный лепет…»
Жёстче, чем лихорадка, отреплет,
И опять весь год ни гу-гу.