142 страуса

Конечно, произошел несчастный случай. Я не собиралась стрелять в дядю. Ружье с собой я взяла только для устрашения злоумышленника, но, когда он приблизился ко мне, все совершилось как-то само собой. Я потерла голову там, где он схватил меня за волосы. Это была самооборона. Можно ли одновременно утверждать, что это несчастный случай и самооборона? Однако я понимала: что бы я ни сказала, меня наверняка арестуют. И что тогда?

Кто будет заботиться о страусах? Они не переживут и двух дней в загоне без еды и питья, тем более в середине июля. Если птиц не кормить, они станут вести себя агрессивно, и тогда у меня на руках окажется целый ворох других проблем.

Вдруг в глазах у меня все покосилось и потемнело, и мне пришлось ухватиться за крепкую деревянную ножку элеватора. Я заморгала, чтобы зрение прояснилось, и побрела из загона в дом. Даже в полуслепом состоянии я заметила, что гнезда оставались пустыми.

Когда я стремительно вошла в дом и, наклонившись вперед, проследовала на кухню, мама сидела на диване и читала журнал светской хроники. Она сменила дорожную одежду на рваные джинсы и черную майку, плотно обтягивающую чашки увеличивающего объем бюстгальтера. Голые ступни были засунуты между диванными подушками.

— А ты ранняя пташка, — сказала мама. — Наверно, нам нужно поговорить о… — Тут она увидела мое лицо и с искренней тревогой спросила: — Это что, кровь?

— Нет, — не думая, ответила я. — Вернее, да, но не моя.

Я сунула голову под кран на кухне. Прохладная вода потекла по лицу. Я поймала струю ртом и стала жадно пить.

Боль в горле быстро утихла, и я увидела, как у стока фарфоровой раковины кружит красноватая жидкость. Я провела рукой по лицу, стирая последние брызги крови. Не вытирая лица, я сняла футболку, оставшись в старомодном лифчике с широкими бретельками, который обычно никому не показываю и уж тем более никогда не стала бы демонстрировать маме, воплощавшей собой безвкусицу; но он, к счастью, не был испачкан кровью, а это все, что меня сейчас интересовало.

— Кто-нибудь звонил? — спросила я.

Нужно было выяснить, ищет ли меня шериф Моррис: дядя Стив вполне успел бы добраться до него и обвинить во всем меня, наговорив с три короба вранья. Я взглянула на часы: почти два. Поиски птицы и обратный путь на ранчо заняли гораздо больше времени, чем я предполагала.

Дядя Стив определенно уже доехал до больницы, так почему же шериф не караулит меня у дверей с ордером на арест? А если дядя не поехал в больницу, а вместо этого решил снова забалдеть? Сколько крови может потерять человек из-за такой раны? Беспокойство смешалось со злостью и растерянностью, так что меня даже затошнило, и я наклонилась над раковиной, уронив на пол заляпанную кровью футболку.

Мама отложила журнал и вошла на кухню.

— Что это с тобой?

Я не хотела вдаваться в подробности. Слишком многое нужно было объяснять, слишком многого она бы не поняла. Мама не знала о борьбе дяди Стива с зависимостью, не имела представления, как он ведет себя, когда употребляет наркотики, а я не особо жаждала вводить ее в курс дела, к тому же в таком нервозном состоянии мне не хватило бы терпения для подобной беседы.

— Столкнулась с койотом, — ответила я, наклонилась и снова стала пить не отрываясь. Тошнота наконец прошла. Я схватила со стола полотенце и вытерла жесткой тканью лицо. — Они иногда сюда захаживают, — солгала я.

Койоты никогда не станут связываться со страусами — им нечего противопоставить сильным птичьим ногам. За все проведенные на ранчо годы я никогда не видела, чтобы койоты забредали в загон, и даже от бабушки Хелен не слышала о таких случаях, но маме об этом вряд ли было известно.

— Охренеть, — пробормотала она.

— Пойду в душ, — сказала я и, не дожидаясь ответа, стала подниматься по лестнице. Нужно было выиграть хоть немного времени. Я не знала, как объяснить дядину зависимость. Она медленно прогрессировала, и срывы случались один другого хуже. Я все расскажу, как только успокоюсь. И тете Кристине тоже. Как ни странно, я подозревала, что из двух сестер тетя Кристина, несмотря на свое отвращение к насилию, проявит большее понимание, учитывая ее сложные отношения с дядей Стивом.

А что, если я убила его? Было так много крови. Если он не поехал в больницу, то куда же подевался? Не исключено, что вызванная метамфетамином паранойя погнала его бог знает куда или, того хуже, какой-нибудь другой безмозглый наркоша убедил приятеля, будто врач ему не нужен и они могут сами справиться с раной в своем грязном притоне.

Я все-таки надеялась, что у дяди хватило ума обратиться в больницу, пусть это и означает проблемы для меня. Я никогда не видела его таким. Эта гримаса на лице, кровавые обрубки пальцев. Случившееся казалось нереальным. Да нет, такого просто не могло быть. И все же моя залитая кровью футболка подтверждала, что все правда: я отстрелила дяде два пальца. Он больше никогда не будет прежним. О чем, черт возьми, он думал? Хотя ответ очевиден: он не думал вовсе.