– Блин, поесть ничего не осталось, – раздосадовано вздыхает Хельга. – И сейчас уже никуда не сходишь, тут круглосуток поблизости нет.
Я даже не удивляюсь. Куда бы я не пришёл, у хозяина квартиры априори пустой холодильник. Будто они, почувствовав мой приезд, съедают всё до последней крошки, чтобы не тратится до меня.
– Ну что ж, будем довольствоваться тем, что осталось, – говорит Хельга. – Ты когда-нибудь пробовал салат из одуванчиков? – спрашивает Хельга.
– Чего? – настораживаюсь я. – Разве одуванчики можно есть?
Я помню, как в детстве представлял себя шеф-поваром: собирал все подряд травы, цветы и листья, мелко их крошил, смешивал и угощал своим кулинарным шедевром всех дворых бабок. Они всегда делали звучное «чмак-чмак», а потом «м-м-м, как вкусно!». И я им верил, пока однажды не решил испробовать это сам и чуть не отравился. Мама меня тогда сильно отругала, но я до сих пор не понимаю – в чём я был виноват? Но этот инцидент отбил у меня всякое желание готовить, и моя поварская карьера закончилась.
И теперь, когда Хельга поставила передо мной миску с листьями одуванчика, огуречными кольцами и луком, заправленными майонезом и лимонным соком, желание пробовать это у меня не появляется. Но куда я денусь? Отказываться будет как минимум невежливо.
Неохотно я нанизываю зелёную смесь на вилку и запихиваю себе в рот. Фу, какая горечь! Даже не знаю, что из всех ингредиентов перебивает вкус всего остального. Такое ощущение, что Хельга добавила даже огуречные жопки – для полной концентрации.
– Не так плохо, как я представлял, – гуманно отзываюсь я, стараясь не морщиться. Вроде и не соврал, но и не оскорбил. Хельта же совершенно со спокойными выражением лица жевала собственное блюдо, словно корова.
Меня спасает дверной звонок: пока Хельга идёт открывать, я выплёвываю пережёванную траву в окно.
– Это наш гость, Паша, – представила меня Хельга своему мужу. В комнату они вошли вместе, обнимаясь: Хельга обвивала его за талию, муж обнимал её за плечи.
– Борис, – ответил мужчина на моё рукопожатие.
Борис совершенно не был похож на человека, которого могут звать Борисом: с длинными светлыми волосами, высокий и худой, а полосатая майка свисала на нём, только подчёркивая жилистое тело.
– И ты опять кормишь гостя своей травой? – упрекнул он жену, но таким нежным тоном, будто он всю жизнь проработал воспитателем в детском саду.
– Ну не твоей же травой мне его угощать, – хмыкнула Хельга.
– А зря… Может, займёшься этим? Пока я что-нибудь приготовлю?
Хельга повела плечом и ускакала в другую комнату, оставляя за собой запах весенних цветов.
– Та-а-ак, и что тут у нас есть? – Борис заинтересованно заглядывает в холодильник, затем разочарованно залезает и в морозилку. – Надо было в магазин заскочить… Есть курица, но её не с чем готовить. Если просто сварить или пожарить. Ты как хочешь?
– Как-нибудь побыстрее, – отвечаю я, пытаюсь унять желудок, всё ещё ворчащий на отраву из одуванчиков.
Пока Борис ставит курицу в микроволновку на разморозку, Хельга возвращается с газетным свёртком, разворачивает его на столе и начинает перебирать какие-то травы, отдельно веточки, отдельно семена, отдельно листься. И только по листьям я наконец понимаю, что это не просто какая-то трава, а марихуанна!
– Только бошки тщательней отбирай, а то опять в духовке стреляться будут, – будничным тоном говорит Борис.
К тому времени курица уже размораживается, и Борис кидает её в кипящую воду, а листья он засовывает в духовку. Я стараюсь не наблюдать за их деятельностью, копаясь в телефоне, но моё присутствие их вряд ли вообще смущает.
Тем временем, пока Хельга забивает бонг, Борис перекладывает целиковую курицу на огромную тарелку и подаёт её мне вместе со столовыми приборами и сольницей:
– Я вообще не кулинар, так что за вкус не ручаюсь, но зато наешься.
Я сомнительно разглядываю курицу, будто ища в ней недостатки, и аккуратно сдираю противную кожу, пока Борис и Хельга дымят на всю квартиру.
– Ты напряжённый очень, – подначивает меня Борис. – Попробуй, легче станет.
Сначала я отнекиваюсь, но не слишком убедительно, и в итоге соглашаюсь.
Я делаю затяжку, но она выходит из меня кашлем. Делаю вторую, но, вновь поперхнувшись, отдаю бонг обратно, качая головой.
– Да необязательно глубоко затягиваться, сделай несколько маленьких, – натаскивает Борис.
Я с предосторожностью следую его поручению: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-охох-охох. Словно туман окутывает мой разум, закупоривая все мысли. Я больше не думаю ни о чём плохом, словно ничего плохого в моей жизни и не происходило.
Борис делает ещё затяжку, обволакивает комнату густым дымом, а затем вынимает будто бы извне гитару и начинает петь: