Такая простая истина меня слегка шокирует, будто Ванёк мне сейчас Америку открыл. Не потому, что эта новость как-то перевернула моё мировоззрение – просто раньше я об этом даже и не задумывался. Странно, что по географии у меня всегда были пятёрки.
Я слегка пристыжаюсь своей тупости, но Ванёк лишь фыркает и возвращается к уверенному вождению, а я включаю музыку и залипаю в окно.
– Будешь? – протягивает он мне запечатанный бургер.
Я не любитель фастфуда, но отказываться от еды – последнее дело, особенно если неизвестно, когда мне удастся нормально поесть в следующий раз. Однако этот жест внушает мне чувство долга, и чтобы хоть как-то его компенсировать, я пытаюсь завязать дружескую беседу. Сначала у меня возникают некоторые проблемы с общением, но Ванёк оказывается очень раскрытым, и всю дорогу он рассказывает какие-то угарные истории, связанные с его многочисленными девушками.
Покинув Казань, мы ещё долго мчимся по трассе, но потом она сводится в однополосную дорогу, а затем ровный асфальт сменяется трещинами и разломами, пока вообще не превращается в грунтовку, и перед нами вырастает…
– Что это? – озадаченно спрашиваю, рассматривая широкую территорию, огромное здание с жёлтой надписью «Казань» на трёх язык и… это самолёты?
– Аэропорт, – довольным тоном оглашает Ванёк мою догадку.
– Вы чё? Я же сказал, что не надо! – пугаюсь я. Лучше бы я остановился в Казани. Не очень-то легко отсюда будет добираться до следующего пункта назначения. – Я никуда не полечу!
– Да мы тоже надеемся обойтись без залётов, – задорно отвечает Ваня, привычно фыркая. – И падений.
На территорию аэропорта мы так и не заезжаем – едем по просёлочной дороге вдоль сетчатого забора с колючей проволокой, снижая скорость.
– Где-то тут, – говорит второй пацан (я так и не узнал его имя, но, кажись, Ванёк называл его Рустамом).
Ваня осторожно выруливает машину в кювет и останавливается. Они вместе выходят из машины. Я, медля по-черепашьи, выползаю последним.
– Сумку оставь, мешаца будет, – с сильным акцентом говорит Рустам, и я безвольно следую его указанию.
Мы прокрадываемся к забору и, обнаружив дырку, пролезаем через неё. Сердце колотится как у воробья. Я до сих пор не понимаю, что мы делаем, и это меня дико пугает. А если нас спалят? А если поймают? Вряд ли Ваня и Рустам будут защищать мою жопу. Может, они специально прихватили меня с собой, чтобы подставить и свалить всё на меня. Хрен знает, о чём они договорились, базаря на татарском.
– Что мы делаем-то? – решительно спрашиваю я.
– А ты посмотри, – довольно фыркает Ваня, кивая на четыре авиалайнера, стоящих в ряд. – Как говорится, рэхим итегез на кладбище самолётов.
Я с опаской осматриваюсь по сторонам. Законно ли то, что мы сюда пробрались? Думаю, глупый вопрос, если учесть, что пролезали мы через дырку в заборе. Блин, а зачем они взяли меня с собой? Что-то это не внушает доверия.
Папа мне рассказывал, как однажды в юности он с друзьями залез на чужой дачный участок, чтоб обворовать вишню. Пока все набирали полные пакеты ягод, он стоял на стрёме. Как только из дома показался дедок, он крикнул: «Палево», и все сразу сиганули через забор, а он, пока до него бежал, получил заряд соли из ружья. Может, Ванёк подготовил для меня такую же роль? Вряд ли в меня будут стрелять, но поймать могут, и больной жопой тут уже вряд ли отделаешься.
По утоптанной тропинке мы пробираемся к одному из «почивших». Я никогда не летал на самолётах, даже близки к ним не стоял, но всегда представлял их куда большими.
– Сюда давай, – машет рукой Рустам.
Мы подбегаем к покрышкам, Рустам без затруднений взбирается по ним на крыло самолёта и помогает мне. Я неуклюже пытаюсь вскарабкаться вслед за ним, но успеха добиваюсь только после увесистого пинка под зад от Ванька. Сам же он присоединяется к нам за считанные секунды.
– Честно говоря, я ожидал чего-то большего, – слегка разочарованно вздыхает Ваня.
– Куда ещё больше? – удивляюсь я. Был бы тут самолёт такого размера, как я представлял, я бы вообще залезть бы не смог.
– Братан, я когда в ВДВ служил, мы на таки-и-их гигантах гоняли! Это очечело даже рядом не стояло.
И всё-таки он с задором пробирается дальше.
На крыле очень скользко. Приходится постоянно балансировать, чтобы не свалиться в траву. Высота не то, чтобы большая (это ведь не крыша и не колесо обозрения), но пугающая. Как маленькие дети, которые любят полазить по деревьям, мы исследуем весь корпус самолёта: рассматриваем граффити на фюзеляже, залезаем в турбину и кричим, чтобы проверить эхо, вскарабкиваемся на крышу, а затем и хвост самолёта, а потом пробираемся на борт.
Салон оказывается наполовину убит: многие кресла разорваны, некоторые и вовсе вырваны (парочку из них я видел на земле под самолётом), сверху свисают кислородные маски, на полу валяются десятки журналов про авиакомпанию аж за 2008 год, аварийные люки раскрыты нараспашку. Пока я тщательно изучаю уцелевшие детали, Ванёк с Рустамом устраивают дестрой: крушат, пинают и ломают всё, что им попадётся на пути. В задней части мы находим туалет.