150 часов до встречи

– В тот день он был в бешенстве, как никогда раньше – глаза красные, руки трясутся, чуть ли пена изо рта не течёт. Начал деньги с порога требовать. Мы тогда на самом деле бедно жили, у нас всё на стол ушло – у мамы ни копейки не осталось. Она пыталась объяснить, а он ничего не мог понять даже. Лицо горит, зрачки по пять копеек, вена на шее так взбухла… До сих пор его лицо только таким и вспоминаю. И потом он… он ударил её. Тюкнул кулаком по голове так, что она на пол без сознания свалилась. Он хотел сразу на меня перекинуться, а я от страха даже пошевелиться не смогла – только глаза закрыла и визжала. В этот момент как раз Макс в квартиру забежал. Он хотел меня защитить, а… а…

Она начинает рыдать навзрыд. Плачет, пытается успокоиться, прикрыв лицо ладонями, но опять продолжает. Я перекидываюсь на сиденье рядом с ней и пытаюсь утешить.

– Я, может, часто о нём всякие гадости говорю, – всхлипывает она, – но я очень сильно люблю его за то, что он пытался меня спасти… Он никогда никому не рассказывал эту историю, но тот шрам у него на животе… Никакие не гопники это были… Это отец тогда нож схватил и пырнул его в селезёнку…

Почему она всё это мне рассказывает? Это ведь совершенно не то, о чём рассказывают парням, которых знаешь всего пару дней. Быть может, она видит во мне родного человека? Как я когда-то видел в Ане, которой вывернул всю душу наизнанку. Или она так долго держала в себе эту боль, что теперь она мощным потоком вырывается наружу?

– Мне удалось сбежать. Стала кричать на весь подъезд, долбила в двери соседям… Меня спрятали, вызвали полицию, скорую… Отца скрутили, увезли, но мама с Максом… Мне сказали, что вероятность их выживания слишком мала, слишком серьёзные травмы… А я боялась оставаться одна, и… хотела умереть вместе с ними.

Она вытирает слёзы рукавами и пытается улыбнуться.

– Но зато потом всё пошло хорошо. Мы втроём переехали в Тимьянск и начали новую жизнь: мама устроилась на хорошую работу, и скоро её карьера стремительно пошла вверх…

Она старается переключиться на что-то хорошее, но по её затуманенному взгляду я вижу, как она мысленно вновь и вновь переживает кошмар того дня.

Мне дико неуютно от того, что она доверяет мне такие сокровенные тайны о своей жизни, а я даже не могу её толком утешить. Неловко приобнимаю её, чтобы хоть как-то поддержать, и чувствую, как тихонько содрогаются её плечи под моей рукой. Вцепилась руками мне в ладонь, а я глажу её большим пальцем по запястью, чтобы успокоить. Нащупываю рубец. Выпирает сильно, длинный – пытаюсь пройтись по нему пальцем, но он уходит за рукав.

Стася внимательно всматривается в моё лицо мокрыми глазами, будто обдумывая важный шаг, и, стыдливо опустив взгляд, заворачивает рукав кофты. Шрам, оставшийся от глубокого пореза, тянется вдоль всей руки. Это не те белёсые полоски, которые выцарапывают ключами поперёк запястий несчастные малолетки, столкнувшиеся с невзаимной любовью и непониманием родителей. Это след от бесповоротного решения распрощаться с жизнью.

– А у тебя есть шрамы? – охрипшим голосом спрашивает Настя.

Я понимаю, что именно она подразумевает под этим вопросом, поэтому лишь качаю головой.

Шрамы… У меня-то? Да откуда?.. У меня и ссадин никогда не было. Я ведь всё детство провёл в одиночестве. Пока дети разбивали лбы, играя в жмурки, ломали носы в дворовых драках, выворачивали конечности, сваливаясь с деревьев, прыгая по гаражам и лазая через заборы, счёсывали колени и раздирали до крови колени, падая с велосипедов, я сидел дома и наблюдал за всем этим из окна. И ведь не думал тогда даже о том, насколько жизнь моя ничтожна, и единственной моей подростковой трагедией был разрыв с Алиной.

– Разве что на сердце, – отвечаю я.

Настя понимающе кивает.

– Извини, что загрузила тебя своими проблемами…

– Нет-нет, что ты, – убеждаю её я. – Это ты меня извини за то, что я тебе на всякую ерунду жаловался… Раздул из мухи слона, даже не представляя, что тебе пришлось пережить…

– Пустяки, – отстранённо произносит Настя, ещё не до конца придя в себя. – Каждому человеку кажется, будто его проблема – важнее остальных. Ты вот жаловался на то, что родители тебе спуску не дают и постоянно надоедают, а тебе хочется самостоятельной жизни. А я устала от жизни в пустой квартире и мне, наоборот, не хватает родительской заботы и теплоты. Кто-то мечтает перебраться из своего маленького городка в столицу, а кто-то хочет подальше уехать от городского шума в какую-нибудь деревушку. Это нормально. Может, мы и не всегда способны понять проблемы других людей, но мы всегда можем их поддержать и утешить. Об этом не стоит забывать… И да, спасибо большое, что ты меня выслушал.

Стася достаёт наушники: один вставляет себе, другой отдают мне и включает муузыку. Она кладёт свою голову мне на плечо, а я продолжаю гладить её по руке, и, уставшие от тяжёлого разговора и бессонной ночи, тихо засыпаем под размеренный шум электрички и убаюкивающий мотив песни:

«Я не вернусь», – так говорил когда-то,

И туман глотал мои слова