Стася будит меня, когда механический голос объявляет станцию «Нефтекамск Пассажирский».
– Выходим, – велит она.
– Подожди, а мы разве не в Уфу собирались?
– Нет, до Уфы ехать далеко. К тому же мотаться туда-обратно мне не очень хочется.
– Тоже не любишь возвращаться? – удивляюсь я.
– Не люблю оборачиваться назад, – говорит Стася, и я вспоминаю, что в электричке она сидела навстречу направлению.
– Я тоже не люблю поворачиваться обратно… Не знаю, почему, – исповедуюсь я.
– Иногда стоит вернуться, чтобы продолжить путь в другом направлении, чем всё дальше и дальше катиться к ебеням.
Мне приходится обдумать эту мысль, но голова совершенно не соображает.
– Как же башка теперь трещит, – жалуюсь я. – Лучше бы не спал, только хуже стало.
– Ты же вроде обычно рано встаёшь, не?
– Обычно да, но мы сегодня с Тимохой только часа в три спать легли, если не позже.
– Ого, вы что всё это время делали?
– Ну, сначала в Сегу рубились, а когда его бабушка уснула, мы на крышу полезли и там сидели.
– Офигеть, просто сидели полночи?
– Ну почему, мы же болтали.
– Вау, – удивлённо протягивает Настя. – Я просто… ну, я не особо хорошо знаю Трюфа, но его вообще трудно узнать, потому что он какой-то чересчур замкнутый.
– Мне кажется, каждый человек раскрывает себя перед разными людьми по-разному. Ты вот пробовала с ним поговорить когда-нибудь?
– Нет, но я в принципе не знаю, о чём с ним можно говорить.
– Ну я вообще также думал. Я в принципе и про тебя так же думал, когда мы только познакомились. Но ничего, нашли же общий язык и с ним, и с тобой.
– И о чём же вы говорили?
– Да так, о фигне всякой, – отмахиваюсь я. Мне не хочется сообщать о тех личных темах, на которые мы рассуждали с Тимохой. Это было сокровенное, нечто личное, что должно остаться только между нами. – Детство вспоминали, а потом угарали над всякой фигнёй, – у меня невольно натягивает улыбка от приятного воспоминания. – Вот, к примеру, как ты думаешь, как срут муравьи?
– Вы реально это обсуждали? – сквозь смех спрашивает Настя.
– Вообще-то очень важный вопрос, – притворно-обидчивым тоном заявляю я.
– Что ж, думаю, вы с Трюфом нашли друг друга, – ехидничает она. – На самом деле, будет здорово, если вы подружитесь. Мне кажется, вы нужны друг другу.
– Почему? – искренне изумляюсь я её утверждению.
– Одинокие люди должны держаться вместе.
– Я похож на одиночку? – спрашиваю я. Вроде бы за время нашего общения я ни разу не показывал свою стеснительность и не упоминал о трудностях своего детства. С чего же она тогда так решила?
– Ты просто… немного напоминаешь мне меня.
Я замираю, обдумывая её слова. Вчера я также размышлял о Тимохе, но… между мной и Стасей я не вижу ничего общего.
– Разве ты одинока? – спрашиваю я, а в голове этот же вопрос эхом голоса Ани. Ведь в первую нашу встречу она тоже не поверила, что я одинок.
Настя неопределённо мотает головой.
– Знаешь, почему меня зовут Стасей?
– Потому что это твоё имя? – ухмыляюсь я.
– Не совсем, – снисходительно улыбается она в ответ. – Просто я с самого детства жаловалась на то, что родилась девочкой. Я с завистью смотрела на Максима и мечтала стать такой же, как он. Я коротко стриглась, носила мальчишеские шмотки, а во дворе представлялась всем Стасом. И пока все нормальные девчонки играли с Барби и смотрели «Ранеток», я лазала с пацанами по деревьям и гоняла с ними в футбик.
– Да ладно тебе, даже я смотрел «Ранеток»!
– Ты серьёзно? – смеётся она. – Смотри, только при Максе такое не ляпни, а то он тебе ещё раз вмажет.
Я громко фыркаю и непроизвольно дотрагиваюсь пальцем до губы. Болеть она перестала, но до сих пор пока не спухла.
– Иногда я ощущаю себя камнем среди бриллиантов, – делится мыслями Стася. – Я вечно была «не такой». Девчонки не общались со мной из-за моих пацанских выходок, а парни не воспринимали за девушку. Когда мы играли в футбол, мне всё время казалось, что этот мячик – я. Меня бьют, а я перелетаю от одного к другому и обратно. Позднее я отделилась уже ото всех. Ороговела снаружи, опустела внутри. Стала камнем. И, когда меня пинали, я всего лишь подлетала, а потом рухала вниз, в привычную мне обстановку.
– Но ведь камни не живые, – возражаю я.
– Я и сама давно не живая.
На минуту Настя замолкает, и я пытаюсь подобрать подходящие слова для поддержки, но она продолжает:
– Уже столько лет прошло, мои интересы давно поменялись, но… я до сих пор не смогла найти общий язык ни с одной девчонкой, а пацаны продолжают общаться со мной как со «своим»…