Читаем 151 стихотворение полностью

Только это тоже не спасает



*Повапленный (от старинн. слова вапь — краска) (книжн.). Покрашенный, только в перен. выражении: гроб повапленный — о человеке, очень дурном, но умело прикидывающемся очень хорошим (от евангельского сравнения лицемеров с «гробами повапленными, которые красивы снаружи, а внутри полны мертвых костей и всякой мерзости»). Толковый словарь Ушакова. (прим. сост.)

Осада Фив (битва Этеокла и Полиника)


— Привет, старик.

— Что у тебя в руке?

— Да так, валялось на дороге. Нно, не балуй.

Окороти-ка, слышь, своих амбалов.

Давай вперед поговорим на ветерке.

— Давай.

— Что дома?

— Я не знаю где твой дом.

— Не знаешь? Блин. (Короткий выпад слева)

— Ах, так. Дешевой славы захотел, шалава.

Стань здесь. (Становятся в позицию один.

Становятся. Садятся. Встают из-за стола.

На мрамор сыплют пепел)

— Что? ЗамОхал?

Давно ты, парень, братской помощи не нюхал

из арамейского котла.

Давно в твоем краю бесплатное метро,

как крыса по тебе не пробегало

и ведомость хозяйственного мыла

не плавала в бачке, как видимость утрат.

Пора, мой друг, пора!

И так мы дали фору.

(Дерутся. Курят. Опрокидывают трамвай)

— Что? Изувечил? Не переживай,

тебя же похоронят под фанфары.

Причешут, склеят. Будешь, как живой.

Причешут, склеят. Если мухи не склюют,

со мною спутав.

— Есть еще вопросы? (Вопросов нет.

Есть дротики, обрезы. Есть даже пулемет)

Дерутся. Поворот, укол, захваты, пассы,

и новый поворот.

Шесть городских ворот глядят на алтари.

Тепло от клюквы, хлюпающей в латах.

Шесть городских ворот в кишках и амулетах

и только на седьмых державная заря.

И только на седьмых — вне знаков и систем —

Державная заря. Условная, как знамя.

Дерутся. Умирают. Дергают ногами.

Встают. Расходятся задами

по внутренним покоям и скитам

— Прости, старик. Что можем мы

в сравненьи с тем, что могут с нами…

Допрос*


Антигона девочка с приветом

Что ты замышляешь под гребенкой

Кто тебя ушиб бетонной стенкой

Ты же кончишь даже не стройбатом


Что ты так вцепилась в эту падаль

Гром небесный выгляни в окошко

Всюду праздник белые рубашки

Унтер-цезарь шпарит по бумажке

Умники его стоят поодаль


Над его врагом кружат вороны

Он не будет нынче похоронен

о н н е б у д е т слышишь Антигона

Ну и вонь закройте что ли рамы


Может быть ты просто идиотка

Кто же ходит поперек трамплина

Камикадзе скомканная ватка

В горле триумфального тромбона


Антигона посмотри на дядю

У него же лапы как у быдла

Антигона у него же когти

У него же дети слышишь падло


Пожалей ты старого болвана

Что о нем подумают потомки

Кардиналы фюреры генсеки

Антигона у него же танки


Ты бухая дщерь кровосмешенья

Тани Лариной и Зои-партизанки

У тебя же лопнет селезенка

Стоит им начать свое шуршанье


У тебя же ухо в рот поедет

Как они свои откроют сейфы

Антигона н е т такого к а й ф а

На какой у них мозгов не хватит


Или ты не знаешь гороскопа

Вспомни боги потакают эпигонам

Гуннам конокрадам и легавым

Или ты ослепла с недосыпа


Ну очнись же — братец твой подонок

А жених — ни курица ни яйца

Будь они из Фив или с Лубянок

А х и н е й ц ы э т о а х и н е й ц ы


Деточка а может ты стукачка

Шустрая лаврушкина подружка

Биогормональная ловушка

И гребешь себе по безналичке


Или ты никак с иглы не спрыгнешь

Или что не сходиться по Фрейду

У тебя в башке какой-то клавиш

Западает — хочешь сигарету?


Ну подумай на кого ты тянешь

Хахали твои отвоевались

Скурвились дружки а может вышли в люди

Кто в Пелопонес кто в мегаполис

Кто опричь да то ли еще будет


Антигона — в мире антиномий

В мире верблюжатины и СПИДа

В фокусе общественного бреда

В мире книг животных и спецмнений

Кто ты — антиголубь антимира

Или диссидентская химера

В ракурсе Софокла и Афгана

В темноте в отчаянье в тщете

Во главе и в ГУМе у фонтана

Со щитом ты или на щите

Антигона к т о т ы Антигона


*По мотивам пьесы Жана Ануя «Антигона»


Колыбельная (ночь после допроса)


Сегодня опять ничего не будет смирись

Когда подойдет к бегущей груди вода

Когда упадут в кипящую медь пруды

Опять не подымется легкий дымок здесь

Ты будешь собою когда позовут встань

Ты будешь женою когда повелят ляг

Ты будешь слюною когда зашипят плюнь

Ты будешь звездою когда упадет снег

Далекой звездою упавшей в пустой снег

Какой-то паршивец какой-то срамной гном

Играет на розгах когда ты идешь в храм

И бродят собаки вдоль черных слепых стен

Ты знаешь что нет ничего за чертой там

Ты вспомнишь об этом когда позовут встань

Ты забудешь об этом когда повелят ляг

Ты вздрогнешь читая об этом в глазах рабынь

Ты эхом ответишь далекой звезде ы-ы-ыииииииинььь

Далекой звезде упавшей в пустой снег


P.S. В наборе банальностей есть вековой смысл

В молчании зрителей зреет дверной скип

В дрожании зеркала жив горловой спазм

Но мало искусства в игре выхлопных труб

Но мало искусства и это дурной знак


P.S.S. В палатке у озера есть надувной круг.

Поход эпигонов


Рожденный после

Ломать не строить


Нас бросала молодость

Под лежачий камень

Нас водила молодость

Строем по нужде

Величала молодость

Корешки вершками

И желала счастья нам

В далекой Кулунде


Научила уступать

Старшим лейтенантам

Мерить сантиметрами

Площадь потолка

И локатором ловить

Голос континента

И глушить без просыпа

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990‐х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия