Читаем 151 стихотворение полностью

В Столешникове лето


Сколь угодно поздно

но не позднее поцелуя

Уклончивый свет

вольфрамовых лун

Боковая тишина

Роликовая любовь

на королевской скорости

Женственно и спортивно

Аромат тополиных объятий

Дрожа и обламываясь

Ниже и тоньше

и с ходу запутавшись на разрезанном козырьке газона

откуда не видно

усатой старухи в мышином подъезде

и на балконе улыбающегося паралитика

с обручальным лицом


1983

Ванны при свечах


Объекту А необходимо состояние покоя

Объекту А необходимо покаяние и вот

объект покоится в среде

чуть трепыхая свой живот

в глубокой трепетной среде

как инфузория какая

В прозрачной дышащей среде

переползающей в четверг

Объект себя не узнаёт

как будто пил четыре дня

Как будто с дурой у плетня

Как будто сдуру у плетня

он встретил свой законный брак

от незаконного идя

и наслажденьями звеня

Теперь его не извинят

Теперь ему грозит чума

расстаться с самым дорогим

Расстаться с Буквой и Душой

по-нехорошему сопя

Объект волнуется скрипя

объект становится другим

трясясь над Буквой и Душой

как будто пил четыре дня

Ведь он и так пришел нагим

В нем только Буква и Душа

А больше нету ни шиша

Объект покоится дыша

плывя в разбавленной среде

Он сам уже почти нигде

плывет и кается об лед

И буква А плывет отде-

льно как мента-

льный пароход

Свеча горит свеча плывет

объект плывет в среде среди

Объект здесь больше не живет

Верблюд травинку колыхает

Травинка ежится икает

Она с ума меня сведет


1994

Фиванский цикл

Пролог


Зачем высоким голосом наитья

Зачем спокойным голосом рассудка

Зачем скабрезным бесом вожделенья

Зачем сухим хихиканьем безумства

Зачем блаженным космосом толпы

Зачем перелопатили могилу

Перекупили лучших летописцев

Свернули в матрицу пивные прорицанья

И отраженья в ступе истолкли.


Когда слепые входят в царство мертвых

Когда выходят мертвые из трупов

И как партнеры поднимаются по трапу

И держат паузу как рыбы и пророки

И медленно сошествуют в народ

Когда река течет наоборот

И берега срастаются в подвалы

Дебилы лезут в интеллектуалы

И пушки занимают первый ряд

И верные сыны уходят в запевалы

Когда трава вмерзает в кованую медь

Когда судьба кончается на ять

И хочется пинать ее ногами

И хочется урвать положенную треть

И выстроить дворцы в помойной яме

А то и просто в землю закопать


А то уж и не хочется — как знать

Кому пристало говорить с богами

Кому серпом ударить по кимвалам

Кому на бочку влезть и пукнуть в рифму

Кому отстать и тенью захлебнуться

Изображая только пустоту


Зачем тебе герой седьмая голова

И семивратный град в котором не родишься

Когда и так всего боишься

Зачем тебе еще права

Как тот орел картонный раздвоишься

Как эта топь по-своему жива

Пребудешь

Краткое содержание цикла


Вот мчится мчится колесница

Не остановится никак

Летает камень сам-дурак

Овсы с испугу колосятся


Сейчас здесь будут убивать

Единогласно или списком

Оглобли разлетятся с треском

Когда случиться убивать


А слуги будут горевать

Жалея те оглобли слуги

Нелепые распустят слухи

Чтоб веселее было горевать


Сначала сын убьет отца

Но как бы не подозревая

Как бы уныло напевая

Столкнет с обрыва мертвеца


Потом утешит мать-вдову

Но тоже там не по-фрейдистски

А по-товарищески детски

Обнимет в придорожном рву

Сквозь сон и прочую халву


Потом их дети захотят

Себе чего-нибудь немного

И вынуть ножик или пушку

Их вера им не запретит

Как брата брат побрив макушку

Они друг друга сократят


А в пункте А случится взрыв

Негодованья и отваги

Напялив каску из бумаги

Вспорхнет герой всегда готов

Занять пустующие дроги

И скотный трон и псарню и альков

И отделив добро от брака

От грека грека отделив

Собакам бросит горделив

Излишний труп

Который час однако?


Час от часу потея впрок

Межу пропашет просветитель

Летите голуби летите

Труби трубач алей восток

Потом безумная босячка

По-христиански рассудив

Останки закопает в кочку

Обштопав стражу и ментов

Но это вялый рецидив

Её свинтят как дважды восемь

В семейный упакуют склеп

Она удавится без карточек на хлеб

Без пенсии и современных песен

И будет тесен миру мир

И взор Создателя капризен

И весь сюжет изжеван и безвкусен

Застынет как тягучий вар

Комар прославится трудом

И мышь совою поклянется

И вор починит колесницу

И снег пойдет по проводам

Призрак (монолог Эдипа)


Я немного старый чтобы выпить

И немного трезвый чтоб колоться

Здесь так много окон или это лица

У меня отшибло только память


Я в опале или вО поле — не помню

Я законный брат своим сынам законным

Здесь так много окон — черные на черном

Словно лица или это камни


Тут пришли какие-то хлопочут

Говорят айда на баррикады

Фарисейство мол и сумрак ночи

Не пойду ребята гадом буду

Ухмыляются — мол будешь будешь гадом


Ухмыляются поглаживают китель

Кони их пощипывают травку

Убери ты к черту монтировку

Я тебе не первый заместитель


Я немного мертвый чтоб бодаться

И немного слеп для красной тряпки

У меня в ушах немного гвозди

И одна нога чуть-чуть в колодце


Я ни за кого не голосую

Я живу в лесу и ем каштаны

Не спасут меня родные стены

Если даже я их не спасаю


Я всего лишь царь и мне не отвертеться

Мне давить вино повапленной* рукою

И махать кровавым полотенцем

Из одной античности в другую


Я ни за кого не голосую

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990‐х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия