Читаем 151 стихотворение полностью

Работы хлопотной орудья

глядят с усталым безразличьем

на проплывающие мимо

плоды их скорбного труда

Пучки волос полоски кожи

глазные яблоки и ногти

трахеи лёгкие мошонки

фаланги рёбра позвонки

Они толпятся с вялой злостью

топя друг друга на стремнинах

кучкуются на поворотах

ложатся в омуте на дно

А поверху плывёт говно

навстречу морю и восходу

К логическому так сказать эсхато-

концу или началу — всё равно

А мне и больно и смешно

И я грожу ему в окно

антисовковою лопатой

порвав контекста полотно

Из глаза выпало бревно

и тоже двинулось куда-то


26-27.05.90

я сплю...


Я СПЛЮ

я штука я на стрельбах

я в ботанической оправе

я при дворе я при корове

я разбегаюсь побыстрей бы

я непрерывна я дискретна

нет я дискретно-непрерывна

я вас рублю неаккуратно

и падаю не очень ровно

но разве я не Клара Цеткин

не блин не женская принцесса

и разве нет во мне прогресса

и в голове одни осадки

не суйте мне перемещений

и сил физическую норму

я отрабатываю карму

присматривая за вещами

и вещи и слова и силы

друг другу мылят изотерму

я подрифмовываю сперму

в пространстве нежности и соли

в пространстве вогнутом и сжатом

как в лифте падающем мимо

на платье из металлолома

я пришиваю мирный атом

и на предмет изящных новшеств

беру путёвку в жизнь иную

чтобы пройти не поперхнувшись

сквозь заводскую проходную

и по пластмассовым аллеям

в секущей плоскости оргазма

я вылетаю из маразма

как из отдела бакалеи

и повинуясь древним водам

огню лучу и кораблю

я крашу утро чёрным цветом

и сплю чтобы забыть об этом

и забываю что

Я СПЛЮ


87-90

жизнь моя ничего не стоит...



Е. Бунимовичу


жизнь моя ничего не стоит

даже если она священна

даже если она желанна

даже если она прекрасна

перспективна и самоценна

одиозна или убога

даже если в ней нет ни Бога

ни Бакунина с петрашевцем

ни багульника в робкой пене

беззащитных своих эмоций

ни ласкающего мецената

ни цирюльника с хищной бритвой

ни Иуды с лотком черешен

ни червонца что всех умней


31.5.90

Границу переходят только дважды...


Границу переходят только дважды

Пивной ларёк работает до трёх

Наш паровоз летит на всех парах

И я боюсь тебя увидеть без одежды

И я боюсь тебя увидеть без надежды

Не счесть жемчужин в море полудённом

Мы после смерти перешли на ты

Мы после третьей перешли на ты

Реактор стёр случайные черты

между check-point'ом и чемоданом

И солнце мира повалилось за кусты

На все четыре дунуло свободой

Мы вдруг затихли как перед ламбадой

Мы вдруг затихли как перед лампадой

и вытерли слезу — для красоты

И ты не упрекай меня без нУжды

у ж н У ж д а б л и з и т с я не выключая фар

Ночной зефир сгущается в кефир

Скупой границу переходит дважды

Давай зайдём в какой-нибудь подвал

Давай устроим гвалт на всю Европу

И поцелуем царственную лапу

Так как никто ещё не целовал


1.6.90

Аргументы и факты



М.Шатуновскому


он говорит

мы раньше были лучше

пока не овладели вдохновеньем

пока едва водили пальцем в небе

и отставали от своих двоих

мы не были столь благосклонны к смерти

и не умели так бессмертно жить

так мастерски

так профессионально

надёжно и цинично защищаться

прижившись в этой жизни изнутри

между кулисами предчувствия и страха

между полозьями сомнительных сентенций

под фиговым листком релятивизма

и ёмких дефиниций герметичной чешуёй

мы не умели так беречь своё лицо

я возражаю

но не время возражать

он говорит

поставим стол и скатерть

расстелим белую крахмальную — приборы

прозрачно-эфемерные фужеры

и рюмки и салфетки на троих

и это будут Пять Минут Любви

а не банальный текст открыто беззащитный

пред сардоническим десантом Мельпомены

и Тулии обнявшихся порочно

до мёртвой хватки — петли тишины —

и я смотрю в его глаза — они пусты

роскошным прихотливым запустеньем

вишневосадным розовым провалом

а не мучнистой бакалейной пустотой

смотрю и верю — да, действительно, вне всяких

сомнений — это Пять Минут Любви

а н е размерность

н е экстраполяция в пространстве

и времени — н е транс н е остановка и н е сон

смотрю и думаю — не время возражать

что я простите знаю этот фокус

и этот ракурс и косой пробор

я знаю правду — целиком и по фрагментам

по капелькам по внутренним карманам

по клеточкам обрезкам по кустам

по собственному крику

и по крайней мере

моя планета — дверь в открытом море

моя скульптура — воздух между слов

моя работа — самовозраженье

я возражаю — где мой аргумент?

он ничего не понимает в этой жизни

и потому он абсолютно прав


20.6.90

Завтра я буду описывать автомобиль...


Завтра я буду описывать автомобиль

Как он упёрся мне в спину открытым капотом

Как он ворочался под одеялом лохматым

Как мы поплыли поплыли и сели на мель

А послезавтра я так полюблю телефон

Так полюблю что надену ему аксельбанты

Он тут же крикнет мне Hi

Мы тут ищем таланты

(Международный и очень влиятельный слон)

Международная почта проломит мне двери

Оземь ударится станет рублём золотым

Станет руном золотым

Я посмотрю на неё через дырочку в сыре

Господи это же дым

Господи ты ли не слышал предсмертного воя

Но для чего так прозрачны чертоги твои

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990‐х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия