16 лѣтъ въ Сибири

Однажды, когда я слонялся по обширному тюремному двору, ко мнѣ подошелъ какой-то уголовный. Это былъ здоровый, съ рѣшительными чертами лица, рыжій мужчина, лѣтъ за тридцать на видъ. По арестантскимъ понятіямъ онъ былъ одѣтъ франтомъ: изъ-подъ казеннаго халата, слегка накинутаго на его плечи, видна была связанная у ворота красной тесемкой чистая бѣлая рубаха, которую обхватывалъ шитый изъ яркой матеріи поясъ; къ послѣднему до того искуссно были подвѣшены кандалы, что при ходьбѣ они почти не производили звона, изящно связанные ремнями подкандальники можно было принять за голенища сапогъ; нѣсколько на бокъ сдвинутая шапка безъ козырька также гармонировала со всѣми другими частями изысканнаго туалета, а закрученные усы не оставляли ни малѣйшаго сомнѣнія въ томъ, что ихъ обладатель принадлежитъ къ арестантской аристократіи.

— На много лѣтъ идете? — спросилъ онъ меня, послѣ обмѣна привѣтствіями.

Когда я отвѣтилъ на этотъ вопросъ, онъ продолжалъ: — И вы думаете итти?

— По неволѣ пойдешь! — сказалъ я.

— Можно не итти: мы устроимъ вамъ смѣнку[23].

Я зналъ, что онъ имѣлъ въ виду: такимъ способомъ, т. е. смѣнявшись съ уголовными, бѣжали въ 1879 г. Дебагорій-Мокріевичъ, Павелъ Орловъ и Владиславъ Избицкій. Но, какъ только это открылось, начальство ввело нѣкоторые пріемы, сдѣлавшіе смѣнки для политическихъ каторжанъ совершенно невозможными: кромѣ фотографическихъ карточекъ при статейныхъ спискахъ, насъ отъ города до города сопровождалъ спеціальный конвой; такимъ образомъ, каждаго изъ насъ знали въ лицо приставленные къ намъ солдаты.

Когда я указалъ своему собесѣднику на всѣ эти обстоятельства, какъ на непреодолимыя препятствія къ смѣнкѣ, онъ убѣжденнымъ тономъ заявилъ:

— Пустяки: мы обойдемъ всѣ помѣхи!

— Какимъ образомъ? — поинтересовался я.

— А вотъ видите этотъ колодезь: въ немъ каждую весну находятъ утопленника. Поняли?

Я не могъ сообразить, что онъ имѣлъ въ виду. Мое недоумѣніе онъ разъяснилъ слѣдующимъ образомъ. Мнѣ устроятъ «смѣнку» съ уголовнымъ арестантомъ, имѣющимъ подходящія къ моимъ примѣты. Но, чтобы, при сличеніи уголовнаго съ моей фотографической карточкой не могла открыться наша сдѣлка, франтъ брался убить моего смѣнщика и, изуродовавъ его лицо бросить трупъ въ колодезь. Начальство, не найдя меня среди политическихъ, предположитъ, что я или бѣжалъ, или убитъ и брошенъ въ колодезь. Между тѣмъ, я выйду на поселеніе, откуда легко уже бѣжать. За выполненіе этого ужаснаго и вмѣстѣ фантастическаго плана мой собесѣдникъ просилъ какую-то ничтожную сумму — въ 20 или 30 руб., конечно, для себя и ему подобныхъ воротилъ артели, «Ивановъ», о которыхъ сообщу ниже. Онъ излагалъ мнѣ свое предложеніе съ такимъ спокойствіемъ и равнодушіемъ, словно рѣчь его касалась самой простой, обыденной сдѣлки, а не ужаснѣйшаго замысла противъ одного изъ ни въ чемъ неповинныхъ его же товарищей. Конечно, я отклонилъ это предложеніе.

Въ Томскѣ отъ насъ отдѣлилось еще трое, и всего политическихъ осталось четырнадцать человѣкъ. Но и этихъ начальство хотѣло раздѣлить на двѣ партіи, чтобы бывшія съ нами три молодыя дѣвушки — Марія Калюжная, Варвара Шулепникова и Любовь Чемоданова — пошли дальше при, такъ называемой, «семейной партіи», а мы, мужчины — при холостой. Опасаясь, что нашимъ женщинамъ придется перенести массу лишеній, а то и страданій, если онѣ однѣ будутъ итти по этапамъ съ уголовной, хотя и «семейной» партіей, мы возстали противъ этого требованія. Но, такъ какъ мѣстныя власти сами не могли его удовлетворить, намъ пришлось отправить телеграмму въ Петербургъ въ Главное Тюремное Управленіе, откуда пришелъ благопріятный отвѣтъ.

ГЛАВА XIV Этапнымъ порядкомъ

Настоящія мытарства политическихъ ссыльныхъ начинались только съ выходомъ изъ Томска. До этого города, путь въ нѣсколько тысячъ верстъ отъ Москвы мы, какъ и уголовные, совершали, главнымъ образомъ, по усовершенствованнымъ средствамъ сообщенія — по желѣзнымъ дорогамъ и на баржахъ и лишь небольшое пространство отъ Екатеринбурга до Тюмени на перекладныхъ. Отъ Томска же начиналось тогда этапное, т. е. пѣшее хожденіе партій.

Въ невыносимую лѣтнюю жару, какъ и въ жестокіе сибирскіе морозы, въ дождь и бурю, несмотря на ужасное состояніе первобытныхъ дорогъ, — неизмѣнно въ опредѣленный день изъ Томска еженедѣльно выходили партіи въ нѣсколько сотъ человѣкъ каждая, чередуясь «семейныя» съ «холостыми». Партія дѣлала по одному станку въ день, т. е. 25–30 верстъ, смотря по разстоянію отъ одного къ другому, съ дневками черезъ два дня въ третій. Это черепашье передвиженіе, во время котораго, въ среднемъ, приходилось менѣе 17 вер. въ день, длилось для многихъ нѣсколько мѣсяцевъ, при крайне тяжелыхъ условіяхъ.