Задача старшихъ поваровъ нерѣдко бывала не изъ легкихъ: имъ нужно было извернуться со скудными средствами, при полномъ временами отсутствіи какихъ-либо овощей. Въ ту, напр., зиму, когда я прибылъ, не было даже картошки. А между тѣмъ, нужно было разнообразить «меню». Поэтому, какъ я уже упоминалъ мясо, варившееся въ котлѣ, передъ обѣдомъ вылавливалось и, въ полдень давалась только «баланда», а на ужинъ служило это мясо, срубленное и смѣшанное съ какой-нибудь крупой или же разрѣзанное на совершенно одинаковые ломтики. Такія порціи мяса, дававшіеся вмѣстѣ съ какой нибудь кашей, назывались на нашемъ жаргонѣ: «каждый имѣетъ», и большинству публики очень нравились тѣ ужины, когда подавалось это блюдо со столь оригинальнымъ названіемъ. Желая угодить публикѣ, повара старались раза три въ теченіе недѣли давать «каждый имѣетъ»; гурманы, любившіе покушать, часто навѣдывались на кухню и, возвращаясь затѣмъ въ камеру, объявляли: «господа, сегодня на ужинъ каждый имѣетъ». И на лицахъ у многихъ появлялась тогда веселая улыбка. Но болѣе всего повара старались угодить публикѣ въ послѣдній день дежурства — въ субботу. Неизмѣнно въ теченіе многихъ лѣтъ въ субботу на ужинъ каждый получалъ большой пирогъ изъ пшеничной муки съ начинкой изъ риса и рубленнаго мяса; послѣднее поваръ копилъ въ теченіе недѣли, собирая обрѣзки отъ «каждый имѣетъ». Эти пироги являлись единственнымъ блюдомъ на ужинъ, но они бывали такихъ внушительныхъ размѣровъ, что у нѣкоторыхъ лицъ небольшой кусокъ пирога оставался еще на утренній чай въ воскресенье. Вообще наша пища была недостаточна по количеству и въ большинствѣ случаевъ неудовлетворительна по качеству; многіе часто испытывали голодъ, который они не могли утолить ржанымъ арестантскимъ хлѣбомъ, такъ такъ онъ вызывалъ у нихъ изжогу. Хлѣба можно было брать въ неограниченномъ количествѣ, и отъ него еще оставалась экономія. Но въ большіе годичные праздники, да въ высокоторжественные дни, когда, наряду съ «эквивалентомъ» увеличивалась также и сумма, отпускавшаяся на «котелъ», всѣ мы наѣдались вдоволь. Въ эти дни повара старались поразить своимъ искусствомъ и изобрѣтательностью, почему на столъ появлялись такія рѣдкостныя для насъ кушанья, какъ котлеты, бифштексы, а также небольшія пшеничныя булочки.
Надо отдать справедливость поварамъ: между ними попадались настоящіе виртуозы или, говоря на нашемъ діалектѣ — «какъ въ лучшихъ домахъ».
Бюджетъ для больницы не былъ строго опредѣленъ, и больничный поваръ самъ соображалъ, сколько и какіе продукты ему нужно взять у старосты; при этомъ, конечно, онъ старался не слишкомъ много издерживать. Особенно опасныхъ больныхъ при мнѣ было человѣкъ 2–3, но улучшенной пищей большей частью пользовались люди слабаго сложенія, страдавшіе хроническими недугами, а то и мнительные. Назначалъ больничную пищу одинъ изъ товарищей — Прибылевъ, отправлявшій среди насъ обязанность врача и достигшій въ медицинѣ большого совершенства, хотя по спеціальности онъ былъ ветеринаромъ. Слава о его врачебномъ искусствѣ распространилась далеко за предѣлы тюремной ограды, такъ что къ концу нашего пребыванія на Карѣ къ Прибылеву обращались и многія постороннія лица, хотя въ этомъ районѣ было три военныхъ врача.
Чернорабочими въ дежурившихъ на кухнѣ группахъ являлись преимущественно лица, неумѣвшія стряпать или предпочитавшія физическій трудъ. По обѣимъ этимъ причинамъ я все время пребывалъ чернорабочимъ. На нашей обязанности лежало таскать ушатами воду на кухню, приносить дрова на носилкахъ, разносить по камерамъ обѣды, ужины, кипятокъ, горячіе угли для самоваровъ, мыть кухонную посуду, топить печи, убирать кухню, выносить помои и пр. Работы эти были не изъ пріятныхъ, въ особенности мытье посуды; зато дежурные по кухнѣ питались въ эти недѣли нѣсколько лучше тѣхъ, которые находились въ камерахъ. Вмѣстѣ съ ними на кухнѣ обѣдали староста и хлѣборѣзъ.
За чистотой бани, въ которой мылись разъ въ двѣ недѣли, по субботамъ, а въ остальные дни каждый могъ мыть свое бѣлье, наблюдали два человѣка, за это также освобождавшіеся отъ дежурствъ на кухнѣ. Приготовленія же къ банѣ, отнимавшія дня по два, производились по очереди всѣми здоровыми, но нерѣдко случалось, что для этой функціи находились добровольцы изъ любителей физическаго труда. Такъ, я и другой товарищъ — Нагорный въ теченіе очень долгаго времени состояли «банщиками», за что мы получили названіе «уфельмановцы», — кличка, произведенная отъ фамиліи автора «Дѣтской гигіены».