1600 лет под водой

Наши новички, Питер и Иден, как студенты-медики в первую очередь интересовались строением внутренних органов добытых нами рыб. Все мои попытки убедить их в том, что для вящего знания предмета им было бы неплохо принять посильное личное участие во вскрытиях (читай: разделке), окончились ничем. Они ограничились лишь изучением сердца рыбы, которое билось и после того, как сама она уже жарилась на плите. Это очень странное ощущение — видеть крохотный пульс (у двухкилограммовой рыбы — всего размером с ноготь большого пальца), который бьется в неустанном ритме, не ведая да и нимало не заботясь о том, что обладатель его более не нуждается в его службе. Так однажды я видел, как грузовик угодил в озеро. Но и когда он обрел покой на самом дне, его фары все еще светились сквозь толщу воды, указывая теперь уже дорогу в никуда мертвому водителю за баранкой.

Я собирался в Цавтат, когда к борту подплыл один местный рыбак с двумя пассажирами.

— Позвольте моему сыну подняться на борт, — попросила грузная дама из лодки. Я взглянул на ее чадо и, отнюдь не очарованный тем, что увидел, ответил:

— Простите, мадам, но мы очень заняты. Что еще я могу для вас сделать?

Я не поощряю непрошеных визитеров и в лучшее время, поскольку это выбивает из колеи, а уж видеть на корабле праздношатающегося недоросля было бы просто невыносимо. Этот инцидент прошел бы совершенно бесследно, если бы немного спустя не подъехала вторая лодка, с шестью немецкими туристами. Потребовалось немало времени и нервов, чтобы уговорить их отправиться восвояси. Мы как будто становились одной из достопримечательностей городка. Вскоре все выяснилось. Местная газета поместила пространный очерк об экспедиции, и мы стали знаменитостями в городском масштабе. Меня представили как голландского археолога, Ханса в качестве австралийского капитана, а Аренд был просто коком. Кто-то из сотрудников газеты взялся перевести газетные изощрения падким до сенсаций туристам, добавив при этом от себя, что мы якобы всегда рады гостям. Это только доказывает, что люди с чувством юмора попадаются и в Югославии.

Примерно в это время у меня случился приступ болезни, которую называют «тропическое ухо». В ушном канале зашевелился жучок, которого я подцепил еще в военные годы на Новой Гвинее. Тогда с этой болезнью не умели бороться, и полковой врач лечил воспаление единственно тем, что набивал ухо ватой, смоченной в каком-то растворе. После этого ухо вспухает, жучок торжествует, а пациент терпит несказанные муки. Тогда доктор вынимает очередной пук ваты и лезет в ухо какой-то трубкой, чтобы выяснить, почему эта чертова болезнь не излечивается. К этому времени пациент или отходит в лучший мир, или делает из доктора отбивную. Все эти знания, как вы понимаете, получены мной в тяжких мучениях. Я мог бы, конечно, досуха протирать свое ухо после каждого погружения — всего несколькими каплями пятидесяти-или семидесяти процентного раствора спирта, чтобы осушить ушной канал. Но я этим пренебрег и был наказан. К счастью, у меня сохранилось лекарство, прихваченное на всякий случай из Лондона, им я и спасался.

Погода вот уже несколько дней была из рук вон плохой. После того как удар молнии разрушил цавтатскую электростанцию, боги ветров словно взбесились. Сначала бора, потом мистраль, потом опять бора с ревущими ливнями, которые наполняют ялик водой, как стиральное корыто, и заставляют дрожать от холода всякого, кто рискнет выйти на улицу. И это на Адриатическом море, в августе, когда вода по всем правилам должна быть, как парное молоко. Замерзал даже Бастиан, который привык к ледяным норвежским водам. А горячий душ после каждого погружения истощал запасы пресной воды так быстро, что цистерны приходилось наполнять раз в три дня.

В это время пришло письмо от капитана Луетича из Морского музея в Дубровнике. Он разыскал человека, который работал на строительстве гостиницы «Эпидавр» и был там, когда, выкапывая яму под фундамент, рабочие нашли клад. Этот человек брался показать то место, где разрушенная стена уходила в море. Это известие обнадеживало. Теперь мы сумеем как-то увязать положение стен с «холмиками». На нашей карте они вытягивались по прямой линии в море, туда, где, по моим предположениям, начиналась стена. Если мои наметки совпадут со сведениями этого человека, то мы сможем доказать свою точку зрения, начав раскопки на берегу. Это крайне важно, если мы хотим установить местоположение внешней крепостной стены древнего Эпидавра.

* * *

Было бы уместно закончить эту главу подведением итогов нашей работы.