1600 лет под водой

Во-первых, о стенах, расположенных в пределах той части древнего Эпидавра, которая была теперь под водой. Мы установили, уже без сомнения, что такие стены существовали; мы научились обнажать их из-под ила с помощью насоса, а в одном месте даже достигли основания стены. Кажется, ничего особенного, но надо принять во внимание, что вследствие многовековой работы подводных течений основания стен были укрыты под метровым слоем твердой как камень глины. Копать под водой вообще нелегко — это ясно. Но возникает еще и дополнительное препятствие: интенсивная работа под водой вызывает большой расход сжатого воздуха из баллонов, что в свою очередь ведет к перегрузке компрессора. Поэтому-то, чтобы открыть полностью небольшой кусок стены, несколько человек трудились в поте лица недели две.

_{Осколок древнего сосуда с греческой надписью «Родос"}

Во-вторых, о наших находках, остатках цивилизации двухтысячелетней давности. Мы собрали несколько десятков монет и осколков мозаики. Среди них была монета из Ликии приблизительно 400 года н. э. с изображением головы легионера в шлеме, украшенном плюмажем. У нас была монета из Афин и еще одна, из Сиракуз, на которой красовалась изящная головка, увенчанная гирляндой в окружении резвящихся дельфинов. Но нашим главным достоянием были, конечно, амфоры, эти универсальные греко-римские контейнеры. Именно здесь и проявляется основное достоинство подводной археологии. Глиняные изделия не подвержены гниению, но легко ломаются. Однако колыбель из ила и покрывало вод надежно сохраняют многие амфоры совершенно нетронутыми в течение многих лет. Сколь высокоразвитой должна была быть торговля, чтобы доставить сюда эти огромные сосуды, почти доверху наполненные вином, оливковым маслом и зерном — тремя китами, на которых покоилась вся торговля на Средиземноморье. Очень часто эти амфоры покрывались плотным слоем подводной флоры, скрывавшим надписи на стенках. На одной амфоре, которую отыскал и поднял Дэвид, была четкая надпись, которая сразу же бросалась в глаза. Именно Дэвид и прочел ее громогласно: «Родос». Остров Родос отстоит от Эпидавра на добрых тысячу миль, а это значило, что древний мореплаватель предпринял весьма и весьма рискованное плавание в капризных средиземноморских водах. На амфорах, извлеченных нами из-под земли, точнее, из-под воды, были и другие надписи. Зная, как много могут сказать археологу амфоры, надписи на них и самые стили гончарного искусства, мы надеялись, что наши находки послужат ценным подспорьем для специалистов в их исследованиях.

Нам было ясно, что многое еще предстоит сделать. До сих пор мы были весьма далеки от целостного восприятия того, что представляла собой подводная часть Эпидавра. А время летело на всех парах — наступил август… А ведь я еще втайне мечтал совершить второй визит в пещеру Асклепия, к ее исчезнувшему и до сих пор не найденному пастырю…

Глава XIV Об отважных рыбах и обманутых надеждах

«Никогда не знаешь, что найдешь, когда ныряешь". Эта новая версия старого афоризма стала рабочим девизом для большинства из нас. И только Барбара ныряла ради самого процесса.

— Где сегодня? — спросила она однажды. В тот, день мы, пробившись сквозь метровый слой окаменевшей глины, достигли наконец основания стены. И оставаться здесь больше не имело смысла.

— Может быть, в западной части бухты? Кстати, не далее как вчера там видели акулу, — съехидничал я.

— Идет! Какая там глубина? — с вызовом парировала она. Барбара была предана аквалангу и морю безоговорочно и навсегда. Она затягивала пояс с грузом и среди всех прочих: «Где мои ласты?», «Какой кретин взял мою маску?», «Да отверните же мне вентиль кто-нибудь!» — слышалось ее деловитое «Увидимся внизу» — и одним броском она без всплеска исчезала в воде.

Однажды мы вышли из бухты и стали на якорь в открытом море. Ветер дул чуть сильнее, чем хотелось бы. «Кто нырнет?» — обычный призыв. Это, конечно, ничто не решает, поскольку все одновременно откликаются: «Я!» Но у нас только шесть аквалангов, и кому-то придется ждать, пока не перезарядят баллоны. Наконец первая смена определяется. Это Иден с Дэвидом, Бел и я.

Вода довольно теплая, но только до глубины метров в шесть. Потом она холодеет и на двадцатиметровой глубине окутывает нас леденящей пеленой. Я плыл вслед за другими с фотоаппаратом в руках. Раньше я обычно шел на глубину первым, рассчитывая осмотреть дно и вернуться за фотоаппаратом. Вскоре выяснилось, что это бессмысленно, потому что вода от движений плывущих заволакивается на несколько дней облаками грязи. И теперь я сразу брал с собой аппарат, хотя он и замедлял продвижение в воде.