Майк прошел в президенты с восемьюдесятью семью процентами голосов. За исключением Ребекки, все члены чрезвычайного комитета были избраны с аналогичным перевесом. К своему удивлению и огорчению Мелисса получила голосов больше, чем многие-другие.
— Так много при моей репутации бунтаря, — слышно было ее бормотание. Ее утешало только то, что Квентин получил на полпроцента больше. Так что можно было сказать, что она
Но той ночью, несколькими неделями раньше, Майк был подхвачен совсем другим вихрем. За месяцы постоянно возрастающей физической близости они с Ребеккой довольно хорошо изучили тела друг друга. Так что открытий и поводов для удивления, кроме как от собственно сексуальной близости для них было немного. Которая даже для девственницы Ребекки не составляла особой тайны и не вызывала страха. Но их первая ночь в одной постели все равно была ураганной. Вихрем, по меньшей мере. Начавшись, как торнадо, может быть через час она подуспокоилась во что то типа ровного пассата.
Когда рассвет прокрался через занавеси в его окно, Майк подумал, что в конце концов его дед был прав.
— Ожидание, — пробормотал он, — Господи, как же это было
Он прижал к себе обнаженное тело Ребекки, наслаждаясь ощущением.
— Хмм? — сонно пробормотала она. Никто из них так и не заснул. Ее глаза были полузакрыты, Ребекка поцеловала его. Упиваясь ощущением, не столько потому, что оно было удивительным для нее, сколько от того, что это теперь на всю жизнь.
— Что ты сказал?
— Ожидание, — счастливо повторил Майк.
Глаза Ребекки открылись во всю ширину.
— Что за чушь? — воскликнула она. — Ты вообще ничего не
Она приподнялась на локте, улыбаясь ему сверху вниз.
— Было так забавно наблюдать, как ты бешено роешься в своем комоде!
Ответная улыбка Майка была чуть смущенной.
— Так ведь, — оправдываясь: — Я же не ожидал, ты меня не предупредила. Я думал, что тут всякое старье постелено.
— Тоже мне чудеса, воскликнула она, игриво похлопав себя по груди, — я видела такое постельное белье, оно выглядит достаточно нелепо, даже когда новое.
Майк застенчиво пожал плечами.
— Я просто пытался уберечь тебя от…
Она заставила замолчать его страстным поцелуем. Они совсем не чувствовали усталости. Из одного сразу последовало и другое.
В любом случае это не имеет значения, — прошептала она чуть позже. — Если даже… — Счастливый смешок. — Через два месяца еще ничего не будет видно. А если и будет, то я уверена, что буду не первой такой невестой в Грантвилле. Переваливающейся по проходу церкви в распоротом свадебном платье.
Она рассмеялась счастливым смехом:
— Деревенские парни! Нет у вас никакого
Часть пятая
Глава 45
Выскочив из Шлосса, огромного дворца архиепископа-курфюрста Майнца, который он занимал в последние несколько зимних месяцев, Густав II Адольф увидел Рейн. Созерцание течения реки — чистой, прозрачной, честно прямолинейной — принесло некоторое облегчение его душе.
Он резко остановился, залюбовавшись этим зрелищем. Так же резко остановилась сопровождавшая его небольшая свита. К счастью для них, ни один из советников не столкнулся с королем. Разумеется, это не стало бы поводом для процесса об оскорблении величия. Густав был не из той породы монархов. Но, учитывая габариты и вес короля — а он еще набрал немало фунтов за эти месяцы ничегонеделания и дипломатических пиров — результат был бы похож на столкновение с буйволом. Недоумевающий король; покрытый синяками советник, сидящий задницей на земле. Неплохая иилюстрация тщетности попыток сдвинуть короля Швеции с занятой им позиции.
— Нет, Аксель, — сказал Густав твердо. Не спуская глаз с Рейна. — Пусть Бернард и Вильгельм Саксен-Веймар разглагольствуют и фантазируют сколько хотят. Я не отправлю войска в Тюрингию.
— Вильгельм не 'разглагольствует и фантазирует', - возразил Оксеншерн. — Он просто выражает озабоченность по поводу ситуации в его герцогстве. Вряд ли можно винить его за это.
Густав нахмурился.
— Меня не волнует, насколько он был вежлив при этом! К тому же его брат был определенно невежлив. Ответ остается отрицательным.
Король энергично потирал руки. Снег уже сошел, но была только середина марта. Погода была прохладной.
— Я стал мягкотелым и разнеженным, — ворчал Густав. — А всё эта лёгкая жизнь на юге!